Франсуа Бедарида - Черчилль

До конца 1942 года вопрос о том, какие перемены ждут Великобританию после заключения мира, не поднимался. Внезапно все изменилось. В течение двух лет Черчилль упорно избегал каких-либо заявлений о целях войны или о планах восстановления разрушенного хозяйства, он слишком хорошо помнил, как в свое время Ллойд Джордж легкомысленно пообещал «каждому герою по дому». Черчилль не мог больше отмалчиваться. Давление было слишком велико, волей-неволей пришлось задуматься о будущем, о светлом будущем, над которым премьер-министр сам приоткрыл завесу в грозном 1940 году. Вот почему докладу Бевериджа придавалось такое огромное значение.

Итак, все началось в феврале 1941 года с безобидной инициативы британских профсоюзов, обративших внимание правительства на необходимость пересмотра закона о страховании на случай болезни. Понемногу дело приняло серьезный оборот, так что пришлось пересмотреть всю систему социального обеспечения. За помощью обратились к Уильяму Бевериджу, экономисту, специалисту по безработице. Черчилль прислушивался к советам Бевериджа еще в 1908 году и приглашал его в качестве эксперта в министерство торговли. Уильям Беверидж когда-то был социальным работником в Ист-Энде — беднейшем районе столицы, затем превратился в высокопоставленного чиновника и, наконец, возглавил Лондонскую школу экономики. Он давно занимался проблемами нищеты и занятости. При этом Беверидж был тщеславен, полон сознания собственного достоинства и начисто лишен такта и чувства юмора. Они с Черчиллем сильно недолюбливали друг друга. 1 декабря 1942 года Беверидж опубликовал доклад в триста страниц, за несколько месяцев его сокращенный вариант разошелся тиражом в шестьсот семьдесят пять тысяч экземпляров. Этот доклад произвел эффект разорвавшейся бомбы, ведь в нем автор предлагал ни больше ни меньше, как радикально реформировать британскую систему социального обеспечения.

В действительности автор доклада одновременно закладывал основы новой философии отношений между гражданами и государством и новой социальной морали. Словом, он предлагал неслыханную до тех пор модель социального регулирования, расширявшего полномочия государства. Согласно этой модели государство должно было взять на себя заботу об обществе, упразднив соответствующие инстанции, не справлявшиеся с поставленной перед ними задачей предотвращать социальные конфликты и драмы в межвоенный период. Иначе говоря, новая модель «процветающего государства» пришла на смену либеральной модели. Конечно, термин «процветающее государство» не противоречил и реформам, задуманным в начале столетия либеральным правительством с Черчиллем во главе. Кроме того, в Атлантической хартии 1941 года также превозносилась идея настоящего «социального обеспечения» и утверждалось, что совершенно необходимо предоставить каждому гарантированную «возможность прожить остаток дней, не испытывая страха или нужды».

Однако в своем докладе Беверидж, предлагавший «заложить основы мирной жизни, пока не кончилась война», пошел еще дальше. Он утверждал, что «каждый гражданин приложит тем больше усилий для победы над врагом, чем больше он будет уверен в готовности государства изменить мир к лучшему». В докладе излагалось три базовых постулата, на основе которых предполагалось осуществить послевоенные реформы. Прежде всего декларировалась необходимость коренных изменений в сфере организации системы социального обеспечения без учета каких-либо привилегий или интересов отдельных рабочих групп. Затем — борьба с пятью «гигантами зла» — бедностью, болезнями, невежеством, нечистоплотностью и праздностью, стоящими на пути социального прогресса. Наконец, устранение противоречий между функциями государства и правами граждан, то есть уважение личной инициативы, ведь до этого общественные отношения строились на основе обязательств и зависимости граждан от органов власти.

Фактически речь шла скорее о систематизации и рационализации существовавших методов, нежели о революционном нововведении. Однако большими достоинствами плана Бевериджа, в один миг облетевшего весь мир, были его простота, универсальность и, что гораздо важнее, его совместимость с проектом создания социально-справедливого общества.

Тем не менее, несмотря на огромную популярность идей Бевериджа у общественности, правительство было несколько озадачено публикацией доклада. Поначалу Черчилль усматривал в нем досадную помеху концентрации народных сил на войне, а не вклад в победу. Поэтому тактика властей состояла в том, чтобы задушить на корню реформаторские предложения Бевериджа. Последний, впрочем, и не скрывал своего раздражения против Черчилля. Под влиянием ортодоксальных консерваторов, считавших, что доклад Бевериджа лишь питает призрачные надежды, премьер-министр даже выпустил меморандум, в котором предостерегал соотечественников от чрезмерного оптимизма.

Черчилль, как истый либерал, считал, что обществом нужно управлять «незримой рукой», опираясь на классовую иерархию. Поэтому неудивительно, что с ним были несогласны сторонники Бевериджа, отстаивавшие идею социальной справедливости. В самом деле, какая профанация философии невмешательства, основанной на принципе свободы как движущей силы индивидуального и социального прогресса, ведь рыночные отношения, по словам Адама Смита, представляют собой «чудесную гармонию общего интереса и справедливости»! В конечном счете концепция социальной справедливости, на которую ссылались сторонники «Государства-провидения», опровергала традиционное представление о естественной справедливости. В то время как раньше и речи быть не могло о том, чтобы воспротивиться распределению благ и бед, а тем более — внести в него изменения (ибо человечеству испокон веку было ведомо такое понятие, как «риск»), теперь новшество заключалось в том, что принцип распределительной справедливости должен был прийти на смену концепции справедливости, основанной на равенстве прав и обязанностей. Теперь становится ясно, почему в 1944 году Черчилль вдруг оказался под влиянием идей Фредерика Хайека, который в своей «Дороге рабства» страстно защищал либеральный индивидуализм и принцип невмешательства.

Основная реформа, осуществленная правительством к концу войны, касалась образования. Черчилль не сыграл в этом практически никакой роли, предоставив полную свободу действий министру образования Р. А. Батлеру, хотя, изучая происхождение пилотов, участвовавших в «битве за Англию», премьер-министр высказал пожелание об увеличении числа учащихся в классических средних школах. В действительности закон, проект которого предложил Батлер в 1944 году, не был прорывом на пути демократизации, как о нем говорили, но, тем не менее, сделал всеобщее образование обязательным до пятнадцати лет, а среднее образование — бесплатным. При этом реформа не затрагивала вовсе действовавшую в сфере образования систему сегрегации, поскольку в средней школе она узаконивала трехчастное деление, которое иногда цинично называли «трехнаследным»: дети из народа обучались в так называемых «современных» школах; дети среднего класса — будущие инженерно-технические кадры страны — в «классических средних» школах; дети истеблишмента — в привилегированных частных закрытых средних школах для мальчиков — питомниках элиты, — все как во времена викторианского детства Черчилля.