Николаус Белов - Я был адъютантом Гитлера

Главным стремлением Гитлера было как можно скорее закончить войну победой. Ему уже грезилось, как еще поздней осенью 1939 г. его дивизии будут стоять на берегу Ла-Манша, а воля Франции к борьбе окажется сломленной. Важно упредить намерения Англии и Франции. Он потребовал от сухопутных войск готовности предпринять 12 ноября наступление на Францию, Бельгию и Голландию. Обсудив с Браухичем план операции, фюрер все же дал свое согласие, хотя ее проведение мыслилось ему в принципе по-иному. Но времени на коренные изменения уже не было. Поэтому ОКХ вновь попыталось (например, 16 и 27 октября) отговорить Гитлера от намеченного им плана. Браухич и Гальдер втолковывали ему, что дивизии, только что одержавшие победу в Польше, для войны на Западе недостаточно боеспособны.

5 ноября Браухич побывал у фюрера наедине и вручил ему памятную записку, в которой указал на имеющиеся в данный момент слабые места сухопутных войск. Гитлер же настолько упорствовал в своих аргументах, что Браухичу пришлось замолчать. Фюрер считал, что за четыре недели уровень подготовки войск все равно не изменится, а вот погода может оказаться неблагоприятной и весной. Армия, мол, вообще сражаться не хочет, потому-то и само вооружение сухопутных войск ведется медленно и вяло. Гитлер был возмущен, поведение Браухича вызывало у него раздражение, о чем он не преминул упомянуть и нам.

Фюрер вовсе не скрывал, что, на его взгляд, Браухича и Гальдера надо заменить другими генералами. Но нынешнее положение почти перед самой операцией совершить эту замену в Главном командовании сухопутных войск не позволяет.

Тем временем день наступления приближался, и генералы настойчиво просили Гитлера принять решение 7 ноября. К началу совместного обсуждения появился главный метеоролог люфтваффе д-р Дизинг, который сообщил, что погода – отвратительная, и дал весьма неутешительный прогноз. Тогда Гитлер заявил: следующий раз решение он примет через два дня, а до этого ему необходимо слетать в Мюнхен, чтобы там 8-го вечером выступить с речью, а 9-го до полудня вернуться в Берлин. В этой короткой поездке фюрера сопровождал Шмундт. Речь в пивном зале тоже посвящалась лишь одной теме – Англии.

Поздно вечером (я уже лежал в постели) мне сообщили по телефону: на партийном торжественном заседании в пивном зале «Бюргербройкеллер» совершено покушение – взорвана бомба прямо среди его участников, когда фюрер уже покинул зал. Весть эта подействовала как сигнал тревоги. Она ясно показала нам, что у Гитлера есть враги, готовые на все. Когда фюрер на следующий день пунктуально точно в указанное время появился в Имперской канцелярии, было заметно, что событие это его сильно взволновало. Но поздравления со счастливым исходом он воспринимал спокойно и сосредоточенно. Сказал, что его спасение от гибели – чудо, которое он воспринимает как предзнаменование того, что ему удастся выполнить свою задачу главы рейха. Из Мюнхена сообщили, что жертвой покушения стали 8 человек убитыми и более 60 – ранеными. Фюрер принял живое участие в судьбе как их родных, так и пострадавших.

Через три дня Гитлер снова полетел в Мюнхен, присутствовал на торжественном государственном акте у «Галереи полководцев», посетил в больнице получивших увечья и был сильно потрясен, увидев разрушенный бомбой пивной зал. Расследование показало, что задержанный при переходе швейцарской границы злоумышленник по фамилии Эльзер действовал в одиночку и, вероятно, никто за ним не стоял.

Октябрь Гитлер использовал для того, чтобы добиться принятия своей концепции намеченной операции. В большом помещении, предназначенном для обсуждения обстановки, был сооружен макет всего района наступления к западу от германской границы. Гитлер подолгу задерживался у этой рельефной карты, обдумывая свой план. После ужина, в те часы, когда в мирное время он обычно смотрел кинофильм, фюрер вместе с дежурным военным адъютантом не раз приходил туда, чтобы в течение двух часов обсуждать возможное направление. По сути, «беседа» эта представляла собой его мысли вслух. Он изучал шоссейные дороги, русла рек и другие препятствия на пути наступающих войск. За осенние и зимние месяцы ему становилось все яснее: главный удар должен наноситься через Арденны по линии Седан – Руан.

Уже 30 октября 1939 г. Гитлер распорядился ввести в действие за линией Арлон – Седан одну танковую и одну моторизованную дивизии. При тогдашнем плане операции эта переброска означала всего только тактическое усиление группы армий «Б», которой командовал генерал-полковник фон Рундштедт. Из этого первого решения возникло другое: массированное применение танковых соединений. Однако погодные условия сделали необходимой отсрочку наступления. Это время фюрер использовал для внедрения своего плана.

11 ноября 1939 г. Гитлер направил группам армий «А» и «Б» телеграммы, в которых говорилось, что им принято решение создать группу подвижных войск, которые, используя безлесную полосу по обе стороны Арлона, Тинтиньи и Флоренвилля, должны продвигаться в направлении Седана. В директиве № 8 от 20 ноября 1939 г. он четко сформулировал необходимость принять такие меры, чтобы стало возможно быстро перенести направление главного удара в данной операции от группы армий «Б» группе армий «А». В духе указанной директивы Йодль обсудил в генеральном штабе сухопутных войск требование Гитлера. Там склонялись к строгому выполнению этих указаний. Однако рассуждения лишь постепенно превращались в приказы. Действующим все еще продолжал считаться первый план операции, который с интервалами в 6-8 дней откладывался из-за неблагоприятной погоды. В то время фюрер еще не был знаком с идеями Манштейна, близкими его собственным.

В ноябре Черчилль выступил по радио с речью, в которой сказал: «Не хочу пророчествовать, не бросится ли Гитлер с одержимостью загнанного в угол безумца в наихудшее из всех его преступлений. Но одно я хочу утверждать со всей уверенностью: судьба Голландии и Бельгии, как и Польши, Чехословакии и Австрии, будет решаться победой мировой Британской империи совместно с Французской Республикой. Если мы окажемся побеждены, все будут превращены в рабов, и тогда Соединенным Штатам придется защищать права человека одним. Если же нас не разгромят, существование и свобода всех этих стран будут спасены и восстановлены». Таким образом, Черчилль заглянул в будущее. Тогда он еще не возглавлял правительство, но ожидал, что ход войны заставит английского короля передать ответственность за судьбу Великобритании в его руки.