Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен

— Одежда потертая. И без пальто, — многозначительно добавил служитель.

Без пальто! Наверное, «севший на мель» моряк, явившийся к земляку за помощью.

Брёггер уже забыл об этом визите, когда к нему зашел профессор Вилле и сказал, что в институте появился консерватор Бергенского музея, автор превосходных исследований нервной системы, которому вдруг пришла в голову нелепая мысль — бросить научные занятия и отправиться в Гренландию.

В Гренландию? Зачем же? Ах вот как, он думает пересечь остров поперек?! Не более, не менее! Приезжий бергенец, как видно, порядочный чудак.

В это время служитель нехотя впустил к Брёггеру «севшего на мель моряка». Вилле воскликнул:

— А вот и сам господин Нансен!

Брёггер несколько оторопело смотрел на «моряка»:

— Так это вы собираетесь перейти Гренландию?

— Да, предполагаю.

— Как же вы думаете это сделать?

Нансен рассказал. План понравился Брёггеру смелостью и необычностью.

— Знаете что, — предложил профессор, — отправимся сейчас же в академию к Норденшельду.

Не теряя времени, они зашагали по Дротнинггатан, одной из самых людных улиц Стокгольма. Был час гуляния. Белые попоны лошадей, запряженных в легкие санки, развевались на ветру. Франты в высоких блестящих цилиндрах оглядывали Нансена с ног до головы. В своей узкой легкой куртке он выделялся среди толпы тепло одетых, кутавшихся в меховые воротники господ. Должно быть, его принимали за акробата или канатного плясуна. Но улыбочки и косые взгляды ничуть не трогали Нансена.

Норденшельд, как сообщил его помощник, был очень занят. Однако Брёггер на правах друга прошел к нему в кабинет и представил своего спутника:

— Консерватор Бергенского музея господин Фритьоф Нансен. Он намерен пересечь материковый лед Гренландии.

— Вот как!

Норденшельд с живейшим интересом взглянул на взволнованного Фритьофа, как бы прикидывая, на что тот годен. Затем старик улыбнулся и весело сказал:

— Могу подарить господину Нансену пару прекрасных сапог. Да, я нисколько не шучу. В таких случаях крайне важно обеспечить себя обувью первейшего сорта…

Это могло быть насмешкой.

— Итак, я слушаю вас, господин Нансен. Какой же именно пункт западного побережья вы намерены взять за исходную точку?

— Я думаю начать с восточного…

«Старый Норд» в изумлении вскинул голову. Пенсне соскользнуло с носа и повисло на черном шнурке. Что за странный субъект! Все исследователи Гренландии — все до единого — пытались проникнуть в глубь острова с западного побережья, омываемого теплым течением и более доступного для кораблей. Кроме того, именно там, на западе, находились селения, куда можно было бы вернуться в случае неудачи.

— Я немного знаю Гренландию… — «Старый Норд» добродушно улыбнулся. — Да, я немного знаю ее. Господин Нансен, запомните: идущий с восточного побережья отрезает себе всякий путь к отступлению. Если обстоятельства вынудят его повернуть назад, он найдет на востоке ледяную пустыню и… смерть. Да, смерть.

Фритьоф выслушал это довольно спокойно.

— Вы правы, господин профессор. Но именно поэтому я и выбрал восточное побережье. Тот, кто начнет с западного, должен, дойдя до восточного побережья, вернуться назад на западное, к кораблю. Значит, ему нужно пересекать Гренландию дважды. Тот же, кто пойдет с восточного, должен пересечь ее ледники лишь в один конец.

Да, вы правы — идущий с востока не может возвратиться с полпути: это смерть. Но я хочу с самого начала выбросить из головы всякую мысль о возвращении. Только вперед, никакого отступления. Я и тот, кто пойдет со мной, должны либо пересечь Гренландию, либо погибнуть.

«Старый Норд» снова внимательно посмотрел на Фритьофа. Решительный, спокойный тон молодого норвежца понравился ему. После долгого молчания он сказал:

— Смелость делает вам честь. Но гибель нескольких храбрецов без пользы для науки была бы лишь бессмысленной жертвой. Подумали ли вы о снаряжении? Как вы будете варить пищу? Как вы поступите, если в пути кто-либо заболеет?

Нансен отвечал уверенно и твердо. «Старый Норд» то скептически улыбался, то одобрительно кивал головой. Он задавал всё новые и новые вопросы и в конце концов хотя и не похвалил план, но и не отверг его как вздорный или невыполнимый. Это уже кое-что значило! Видимо, «старый Норд» хотел собраться с мыслями. Он попросил Нансена навестить его в другой раз.

Поздно вечером Нансен сидел дома у профессора Брёггера, сильно заинтересовавшегося молодым норвежцем, как вдруг раздался звонок и явился Норденшельд. Хотя и на этот раз он не сказал окончательно ни «да», ни «пет», но много рассказывал о Гренландии, а в заключение пригласил Фритьофа отобедать у него.

Со следующего дня Нансен уже кружился в водовороте встреч. Его знакомили с исследователями, с журналистами, с предпринимателями. Ему нужны были деньги, советы, снаряжение. Чаще всего его выслушивали с холодным любопытством, иногда — с непонятной враждебностью. Одна из газет, сообщив о его плане, высказала мнение, что вообще не следует помогать частному лицу «провести отпуск в Гренландии». Другая писала, что люди тогда могут идти за своим руководителем на рискованное дело, когда у того есть надежная линия отступления, а поскольку у Нансена таковой нет, его план безрассуден, дик и опасен.

Нансен возвращался в дом к старой Марте Ларсен, где нашел приют и участие, злым, взвинченным. Чтобы успокоить себя, он ходил вечерами на каток — в Бергене коньки только зря ржавели.

Однажды Фритьофа заинтересовали трое конькобежцев. Высокий господин в очках, такая же высокая, худощавая дама и другая, пониже, в меховой жакетке и широкой юбке с меховой опушкой, остановились в стороне от катающихся. Господин что-то чертил прутиком на льду, а дама в меховой жакетке, засунув руки в муфту, спорила с ним. Другая рассеянно смотрела по сторонам.

Когда Нансен оказался ближе, то увидел на снегу, тонко покрывавшем лед, нечто очень похожее на математические формулы, В этот момент господин поднял глаза и дружески улыбнулся Нансену. Фритьоф узнал профессора Гёсту Миттаг-Леффлера, с которым познакомился на обеде у Норденшельда.

— Позвольте представить вам господина Нансена, — сказал профессор. — Моя сестра Анна-Шарлотта. Мой друг Софья Ковалевская.

Дама в меховой жакетке — Софья Ковалевская! Фритьоф читал и слышал об этой русской, первой в мире женщине-профессоре, писательнице, выдающемся математике. Ведь это о ней недавно писали в газете, что женщина на профессорской кафедре в Стокгольмском университете — явление чудовищное, непонятное…

Фритьоф осторожно взял маленькую руку. Они легко заскользили по льду.

— Как хорошо вы катаетесь! — Она вздохнула. — А я вот чувствую себя на льду ужасно неуверенно, хотя и брала уроки.