Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен

Нансен поделился этими мыслями с Востротиным. Тот усмехнулся:

— Сибирские могикане?! Эти вот нищие, дикие инородцы? Вот, даст бог, повырубим тайгу, наладим торговлю с Европой…

Множеством церковных куполов обозначился Енисейск, первый большой город на реке. Нансен выступил в енисейской гимназии и в местном клубе, говорил о возможности плавания через льды к устью Енисея.

Возле музея, где Нансен долго рассматривал одежду, орудия и утварь енисейских кочевников, к нему подошел господин в черной крылатке, отрекомендовался иностранцем, давно ведущим торговые дела «в этой ужасной, варварской стране».

— Здесь живешь как в пустыне. Не с кем отвести душу. Вокруг одни разбойники… Вы, господин Нансен, как порядочный человек, поймете меня…

— Я, разумеется, сочувствую вам, — осторожно сказал Нансен. — Но, видимо, мне посчастливилось: я, напротив, встретил тут много очень симпатичных людей.

— Симпатичных? О, вы их просто мало знаете! Все они каторжники, уверяю вас!

Нансен записал содержание этого разговора. Нет, он не мог согласиться со своим собеседником. В большинстве ссыльные были политическими преступниками, иначе говоря, «людьми, пострадавшими за свои убеждения, и часто лучшими элементами русского народа». Отметив, что местное население весьма даровито, он закончил запись такими словами о Сибири: «Настанет время — она проснется, проявятся скрытые силы, и мы услышим новое слово и от Сибири; у нее есть свое будущее, в этом не может быть никакого сомнения».

От Енисейска до большого сибирского города Красноярска Нансен ехал по почтовому тракту. Тарантас трясся круглые сутки, задерживаясь на почтовых станциях лишь для смены лошадей. Нансен находил у сибиряков удивительное сходство со своими земляками: те же мужественные лица, русые волосы и бороды, спокойная неторопливость.

К Красноярску Нансен подъехал вечером. Светлячки электрических огней мерцали в котловине, занятой городом. Моросил дождь, пахло травами. Мокрые русские и норвежские флаги свешивались с парадной арки, сколоченной у въезда в город. Горели костры. Чадные факелы колыхались над огромной толпой, и какой-то господин, подбежав к тарантасу, на плохом немецком языке поздравил Нансена с окончанием путешествия.

А путешествие вовсе и не кончилось. Из Красноярска поезд помчал Нансена к Тихому океану. За окном вагона мелькали сопки, гари, пашпи; чаще же всего тянулась нескончаемая тайга. Даже при вялом и бездарном русском правительстве новые города росли в Сибири с быстротой, не уступающей американской. Русский народ, думалось Нансену, выполняет великую задачу, заселяя эти пустующие сибирские земли на пользу человечеству.

В туманный день поезд обогнул Байкал. Вагоны то ныряли в туннели, то стучали колесами по мостам над речками, такими же дикими и бешеными, как в горах Норвегии. Степи Забайкалья сменились потом маньчжурскими; дорога пересекла границу Китая и зазмеилась по нагорью, как бы продолжавшему пустыню Гоби.

Колея кончилась у каменного вокзала Владивостока. Этот тихоокеанский город походил на Неаполь, у которого отняли Везувий.

От океана Нансен возвращался на запад другим путем. На рабочих поездах, на дрезинах, а то и на бойкой тройке ехал он по трассе достраивавшейся Амурской дороги. От еще безымянной станции у реки Бурей начинался готовый рельсовый путь на запад. Железнодорожники, встречавшие здесь гостя, сделали ему подарок: на желтом деревянном здании вокзала была прибита вывеска: «Станция Нансен, Амурской ж. д.».

После небольшой поездки на пароходе по реке Зее Нансен возвращался через Сибирь домой. Опять Чита, Иркутск, Красноярск, дорожные встречи, разговоры… В Красноярске в вагон сел Родичев, один из знаменитых ораторов Государственной думы от партии кадетов. Этот холеный, важный барин, с большим перстнем на пальце, тоже только что проехал Сибирь.

— Я разочарован, — говорил он, прислушиваясь к своему голосу. — Да, если хотите, разочарован и в стране и в народе. Это дикая пустыня. Здесь нет предприимчивых людей. Будущность у Сибири?!

Нансен слушал с неприязнью. Но спорить с этим самодовольным господином ему не хотелось. Он чувствовал, что полюбил Сибирь — огромную страну, раскинувшуюся вширь и вдаль, как море, ее равнины и горы, замерзшие берега Ледовитого океана, пустынное приволье тундры и таинственные дебри тайги, волнистые степи, — полюбил Сибирь с вкрапленными в ее безграничные пространства селениями мужественных людей.

На вокзале в Петербурге были только представители Географического общества: публика не ожидала, что Нансен приедет с почтовым поездом, и собиралась встречать курьерский.

Проворный господин — репортер газеты «Петербургский листок» — подскочил к Нансену:

— Несколько слов для нашей газеты… Господин Лид весьма заинтересовал деловые круги сообщением, что с коммерческой стороны рейс «Корректа» окупился вполне. Итак, если позволите: во-первых, возможны ли постоянные рейсы к устью Енисея?

— Безусловно, да. Коммерческая же сторона дела меня не интересует и не касается. Это пока все, что я хотел бы вам сообщить. — И Нансен прошел к автомобилю.

Желающих попасть на доклад об экспедиции было так много, что чрезвычайное собрание Географического общества пришлось созывать в огромном актовом зале Кадетского корпуса. Он вмещал более трех тысяч человек — и все же не всем хватило места.

— То, что служит предметом моего доклада, имеет для вас, русских, громадное значение, — начал Нансен. — Путь, которым прошел «Коррект», должен дать дешевый выход к морю колоссальным богатствам Сибири. Этот путь открыт не нами, не «Корректом», мы только прошли им. Честь и слава его открытия и исследования всецело принадлежит вам, русским…

Нет никаких оснований считать Карское море непроходимым, — твердо заявил он дальше. — Неудачи там случайны, удачи же, напротив, закономерны. Но, чтобы хорошо наладить судоходство по Карскому морю, надо постоянно наблюдать за его льдами, изучить его морские течения, построить радиостанции…

Нансен рассказал, как бы, по его мнению, следовало осваивать Карское море, и закончил доклад вдохновенными словами:

— Я вижу картину, которая откроется в недалеком будущем среди вечных снегов и льда. Небольшой отряд аэропланов парит в воздухе. От этих воздушных разведчиков не укрывается малейшее движение льдов. Сведения, добытые аэропланами, передаются радиостанциями — и, пользуясь ими, корабли смело идут к Оби и Енисею через Карское море, которым еще недавно пугали моряков. Да, это пока еще фантазия. Но я верю, что, послушное гению человека, Карское море станет таким же судоходным, как любое из морей земного шара. Только поменьше сомнений, побольше энергии и доброй воли довести дело до конца!