Анри Гидель - Коко Шанель

Как же объяснить такое поведение Габриель? Закрыв свои ателье, она чувствовала, что ей придется если не вовсе положить конец своим щедротам, то значительно уменьшить их бремя, ибо резко уменьшились ее собственные доходы, которые свелись к выручке от продажи духов – да и то в гибельных, по ее мнению, условиях, если иметь в виду тяжбы с обществом в Нейи. Более того, она вступила в тот возраст, когда боязнь обнищания все больше дает о себе знать. Коли так, почему она должна продолжать поддерживать людей, относительно которых она не питала иллюзий и которые помнили о ее существовании только ввиду сугубо материальных соображений? Так рассуждала Габриель и была не так уж неправа. Она нашла бы тому грустное подтверждение, окажись ей доступным письмо Альфонса к жене, в котором он цинично пишет: «Я сообщил Габриель (в письме), что ты панически боишься, как бы она не заболела. Льстить нужно всегда, это ничего не стоит».

А раз так, то зачем вообще поддерживать с братьями связь? С 1939 года она прекращает всякие отношения с ними. Альфонс уйдет из жизни в 1950 году, в пятидесятые годы уйдет из жизни Люсьен, а она так больше не увидит ни их самих, ни их жен, ни детей. Кстати, не было ли дело еще и в том, что братья служили ей напоминанием о безрадостной эпохе печали и нищеты, которую ей хотелось бы напрочь стереть из памяти?

В действительности все было не так просто, как кажется на первый взгляд. Порвав отношения с братьями, Габриель тем не менее сохраняет всю пылкость чувств к племяннику Андре Палассу, сыну ее сестры Джулии, умершей от чахотки в 1915 году. Мы знаем, что по совету Боя она определила его в шикарный английский колледж в Бомонте, который содержали иезуиты – тот самый, где «выдрессировали» Кэпела, по меткому выражению его тетушки. Там из Андре сделали джентльмена… Наверняка по этой причине она подарила ему замок в Пейросе. Он вполне заслужил его… Столь ярко выраженное предпочтение, выказываемое Габриель Андре Палассу, объясняется легко: он рано потерял мать. Никогда не имевшая детей и, возможно, сожалевшая об этом, думала о том, что в иных обстоятельствах у нее мог бы быть такой сын. Теперь он принадлежал только ей, и никто не мог бы этого оспорить…

Напротив – когда она решила заняться детьми Альфонса, позаботиться об их образовании, чтобы и они были подобающим образом вышколены, то натолкнулась на грубый отказ Альфонса и его жены. Это ее ранило, унизило… Что ж! Коль они, не стесняясь принимать от нее деньги, презирали ее советы, с какой стати она будет продолжать их поддерживать, когда ей самой придется затянуть пояс потуже? Нашли идиотку! Пусть сами позаботятся о себе!

Единственным связующим звеном между Габриель и ее родней стала отныне добрая Адриенн, которая счастливо проживала день за днем в замке в окрестностях Клермон-Феррана и принимала у себя без всякой дискриминации всех желающих членов семьи Шанель и в частности их детей, которые приезжали туда провести летние каникулы и обожали играть в парке.

Нужно ли напоминать о том, что всего после восьми месяцев «странной войны», 10 мая 1940 года наступило страшное пробуждение. Французская армия рассыпалась в каких-нибудь несколько дней. Начался поспешный исход миллионов людей на юг. В Париже царствовала атмосфера конца света. Над столицей нависло гигантское облако черного дыма – это горели склады бензина. В полдень было темно, как в полночь. Порою над городом взвывали сирены, и вскоре он превратился в зловещую пустыню, охраняемую несколькими ошеломленными консьержами.

Охваченная всеобщей паникой, Коко также решится бежать. Ее «механик» был мобилизован, и ей пришлось нанять другого шофера, который, опасаясь выделяться из толпы, отказался от «Роллса», предложив везти Коко на своей машине. Габриель направилась в По, где, как мы помним, она когда-то встретила Кэпела. Оттуда она поехала в Кобер, в замок к своему племяннику, который незадолго до того попал в плен. В окрестностях замка она находит Этьена Бальсана, который в это время находился в фамильном имении Думи. Он был женат и очень состарился. Но хоть он и потерял часть своей шевелюры, зато ни в малой степени не утратил страсти к конному спорту и каждое утро садился на одного из своих многочисленных чистокровных жеребцов, которых держал в обширных конюшнях.

Проведя несколько дней в замке, Габриель решила возвратиться в Париж. 22 июня маршал Петен подписал перемирие. Коко взяла с собою блиставшую остроумием светскую даму Мари Луизу Буске, содержавшую салон в своих великолепных апартаментах на площади Пале-Бурбон. По дороге в Париж проезжали через Виши. Там Габриель и Мари Луиза обедали в ресторане при «Отель дю Парк», где изволил трапезничать сам маршал. Позже Габриель так поведает о сцене в ресторане Марселю Хедриху:

«Вся публика смеялась и пила шампанское. На дамах были преогромные шляпы. „Вот это да, сезон в самом разгаре“, – сказала я. Тут ко мне обратился некий мосье: „Что вы хотели этим сказать, мадам?“ – „Я хочу сказать, что здесь так весело и приятно!“ – ответила я. После этого дама, которую мосье привел в ресторан, стала призывать его к порядку».

Проблем с горючим на обратном пути у Габриель не было: немцы распределяли бензин между возвращавшимися обратно беженцами. Ведь это был французский бензин, в конце концов! Труднее было найти, где пообедать… Но с Коко было не скучно, она весьма остроумно реагировала на события: «В конце концов, не будь такой хорошей погоды, не было бы и массового исхода на юг».

Вернувшись в Париж, она с удивлением обнаружила, что отель «Ритц» реквизирован немцами. Перед входом возник металлический шлагбаум, а с каждой стороны стояло по часовому в каске и при оружии; на крыше здания реял флаг оккупантов – черная свастика в белом круге на красном полотнище. Тут она заметила одного из управляющих и подала ему знак. Коко узнала, что ее мебель и личные вещи были вынесены из занимаемых ею комнат; но какой-то немецкий генерал, увидев в коридоре чемоданы с ее именем, спросил, не та ли это Коко Шанель, которая шьет платья и продает духи. Узнав, что это она самая и есть, он разрешил ей остаться в отеле. Но, увы, дирекция могла предложить мадемуазель Шанель лишь две небольшие комнаты с ванной, выходящие на рю Камбон, а не на Вандомскую площадь, как те великолепные комнаты, которые она занимала до сих пор. Что ж, придется привыкнуть жить среди немцев. Но ей достаточно будет открыть окно и слегка нагнуться, чтобы следить за своим магазином духов. К тому же «Ритц» имел выход на улицу, где находилось ее коммерческое предприятие, отныне ставшее ее единственным источником средств к существованию, – это удобство тоже не следует сбрасывать со счетов. Правда, площадь ее жилища значительно уменьшилась, но что с того, если она приходит туда только ночевать? Для дневного времени, для приема друзей у нее остается квартира в доме номер 31. В конце концов, у нее такие скромные запросы!