Лев Балаян - Сталин и Хрущев

Командир роты старшина политсостава Страшненко. 3 сентября 1930 г .

С «Аттестацией» и выводами согласен. Нач. под. див. Исаенко. 17 октября 1930 г».

Итак, из данной характеристики мы видим, что «комиссар запаса» звезд с неба явно не хватал и даже не дотягивал по своим личным и служебным данным до «отличника боевой и политической подготовки».

Но вот в том же 30-м году, будучи слушателем Промышленной академии имени И.В. Сталина в Москве, он избирается (вот что значит «иметь язык» – Л.Б.)секретарём парткома Промакадемии. Вскоре Хрущёв узнал, что его 29-летняя однокурсница Надежда Аллилуева, хотя она того и не афишировала, является – кто бы мог подумать? – «первой красной леди» Советского государства, женой самого товарища Сталина, который был аж на целых 22 года старше своей супруги.

Понимая, что для его карьеры это уникальный шанс, Хрущёв пускает в ход замеченные в нём старшиной политсостава Страшненко «энергичность и решительность», а также умение «вполне разбираться в обстановке» и берёт курс на сближение с Надеждой Сергеевной, в которой он видит теперь тот «золотой ключик», тот магический «Сезам, отворись», что приведёт его в Коридоры Верховной Власти. И он не ошибся в своих расчётах! Ему удалось добиться того, что Надежда Аллилуева замолвила за него словечко (а, может, и не одно) перед вождём.

И с этого момента начинается стремительный взлёт Хрущёва на политический Олимп. С января 1931 года Хрущёв – секретарь Бауманского, а затем Краснопресненского райкомов партии г. Москвы. И уже в его «Личном деле» возникает новая бумажка – «Особое замечание комиссии по аттестации», где наш «круглый троечник» переводится как «выросший на партработе в высшую группу политсостава».

Профессор Промакадемии имени И.В. Сталина Александр Соловьёв в своём дневнике в январе 1931 года сделал запись: «Меня и некоторых других удивляет быстрый скачок Хрущёва. Очень плохо учился в Промакадемии. Теперь второй секретарь, вместе с Кагановичем. Но удивительно недалёкий и большой подхалим».

«Большой подхалим» был в первых рядах прославляющих «испытанного гениального вождя и руководителя партии и всех трудящихся товарища Сталина», создавая тем самым культ его личности, который потом сам же будет «ниспровергать», а что касается «недалёкости», то, как замечал зять Хрущёва, о котором вся Москва говорила – «Не имей сто друзей, а женись, как Аджубей»: «Он только казался простоватым человеком и даже хотел выглядеть таким».

Секрет «большого скачка» Хрущёва в том, что И.В. Сталин поверил любимой жене, не зная, какую свинью она ему подложила…

Однако 7 ноября 1932 года для Хрущёва ещё места на Олимпе, Правительственной трибуне, не нашлось, и он униженно стоял в группе «партактива» в стороне от Мавзолея. Этот эпизод Хрущёв вспоминает так: «Надя Аллилуева была рядом со мной, мы разговаривали. Было прохладно. Сталин на Мавзолее, как всегда, – в шинели. Крючки шинели были расстёгнуты, полы распахнулись. Дул сильный ветер. Надежда Сергеевна глянула и говорит: «Вот мой не взял шарф, простудится и опять болеть будем». Вышло очень по-домашнему и никак не вязалось с представлением о Сталине, о вожде, уже вросшем в наше сознание…».

На следующий день Н.С. Аллилуева покончила жизнь самоубийством. В докладе на ХХ съезде и позже в своих «мемуарах» он обвинит И.В. Сталина и в этом – тоже: «Она наложила на себя руки при загадочных обстоятельствах. Но как бы она ни умерла, причиной ее смерти были какие-то действия Сталина… Ходил даже слух, что Сталин застрелил Надю…».

Во всяком случае, на дальнейшей карьере Никиты Сергеевича смерть Н. Аллилуевой никак не отразилась. Пожалуй, даже наоборот: И.В. Сталин ещё более приблизил к себе «верного Яго». В 1934 году, на «съезде победителей», Хрущёв уже на правах «испытанного сына большевистской партии, выдающегося партийного работника, воспитанника и ближайшего соратника товарища Сталина» вводится в состав членов ЦК ВКП(б).

И, выливая ушаты помоев на доброе имя И.В. Сталина спустя 22 года, понося его за «расправу» с так называемой «ленинской гвардией» – делегатами ХpII партсъезда, он не стал утруждать себя объяснением ошарашенной аудитории, за какие такие «особые заслуги перед Родиной и партией» лично он сам не был репрессирован.

Крупнейший государственный деятель сталинской эпохи Л.М. Каганович вспоминал, что сразу же после ХХ съезда в 1956 году В.М. Молотов сказал ему: «Это сейчас Хрущёв выступает против репрессий, а когда он был секретарём Московского горкома, он отправил в тюрьму свыше 50 тысяч партийцев. В 1938 году, после снятия Косиора, И.В. Сталин послал Хрущёва на Украину. Многие делегаты съезда Компартии Украины проголосовали против его избрания первым секретарём. Так он всех их посадил».

В докладе «О культе личности и его последствиях» Хрущёв лжесвидетельствует, что в выступлениях ряда членов ЦК на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году высказывались сомнения в правильности курса на массовые репрессии: «Сталин ориентировал партию, ориентировал органы НКВД на массовый террор. Этот террор оказался фактически направленным не против остатков разбитых эксплуататорских классов, а против честных кадров партии и Советского государства, которым предъявлялись ложные, клеветнические, бессмысленные обвинения в «двурушничестве», «шпионаже», подготовке каких – то выдуманных «покушений» (последнее, похоже, уже из личного киевского опыта самого честного кадра партии и Советского государства – Никиты Сергеича – Л.Б.).

«Нужно уничтожать этих негодяев.Уничтожая одного, двух, десяток, мы делаем дело миллионов. Поэтому нужно, чтобы не дрогнула рука, нужно переступить через трупы врага на благо народа», – говорил Хрущёв в мае 1937 года на пленуме МГК партии.

Однако, в том докладе И.В. Сталина, носившем название «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников», который был прочитан им 3 марта 1937 года, не только не содержалась какая-либо ориентация партии на массовыйтеррор, но, наоборот, выдвигались требования «в этом вопросе, как и во всех других вопросах, соблюдать индивидуальный, дифференцированный подход. Нельзя стричь всех под одну гребёнку. Такой огульный подход может только повредить делу борьбы с действительными троцкистскими вредителями и шпионами». Слово т. Ст. 149. В этой же речи присутствовавший на том Пленуме ЦК в 1937 году Хрущёв услышал, но почему-то не принял на свой счёт такие слова И.В. Сталина: «Дело в том, что некоторые наши партийные руководители страдают отсутствием внимания к людям, к членам партии, к работникам. Более того, они не изучают членов партии, не знают, чем они живут и как они растут, не знают вообще работников. Поэтому у них нет индивидуального подхода к членам партии, к работникам партии. И именно потому, что у них нет индивидуального подхода при оценке членов партии и партийных работников, они обычно действуют наобум: либо хвалят их огулом, без меры, либо избивают их также огулом и без меры, исключают из партии тысячами и десятками тысяч.