Дэвис Хантер - The Beatles

Джулия, с которой Джон проводил все больше и больше времени, по-прежнему одобряла его образ жизни. Она фактически вытеснила Мими. Он доверял ей. Джулия говорила с ним на одном языке, любила и ненавидела те же вещи и тех же людей, что и Джон.

– В тот уик-энд я как раз был в доме Джулии и Дергунчика, - говорит Джон. - В дверях показался легавый и сказал, что произошла автомобильная катастрофа. Все шло точно как в кино. Спрашивал меня, являюсь ли я ее сыном и все прочее. А потом он выложил нам, зачем пришел, и мы оцепенели. Это было самое страшное, что случилось со мной за всю мою жизнь. За какие-то несколько лет мы с Джулией так сблизились… Мы понимали друг друга. Она была самая лучшая на свете. Я думал: черт, черт, черт! Все к чертовой матери! дольше я ни перед кем не отвечаю. Дергунчику было еще хуже, чем мне. Потом он спросил: «Кто же теперь будет смотреть за детьми?» И я возненавидел его. Проклятый эгоист. Мы приехали на такси в больницу «Сефтон Дженерал», она лежала там мертвая. Я не хотел на нее смотреть. Всю дорогу я истерически бормотал что-то водителю такси, нес какую-то чушь, и он в ответ время от времени кивал мне. Я отказался смотреть на нее. А Дергунчик пошел. Вернулся сам не свой.

Джулия умерла 15 июля 1958 года. Катастрофа произошла рядом с домом Мими.

– Я всегда провожала ее до автобусной остановки, - рассказывала Мими. - Но в этот вечер она ушла рано, примерно без двадцати десять. Одна. И буквально через минуту раздался дикий скрежет. Я выскочила из дома, она была уже мертва. Машина сбила ее прямо у моего крыльца. В семье никто точно не знает места, где это произошло, - я никому не говорю. Они проходят мимо него каждый божий день, им было бы слишком больно это сознавать. Для меня Джулия не умерла. Я никогда не была ни на ее могиле, ни на могиле матери. Они обе живы для меня. Я так любила их. У Джулии была красивая душа.

– Смерть Джулии наверняка была страшной трагедией для Джона, - говорит Пит Шоттон. - Но он ни разу этого не показал. Как вовремя порки - учителя секли его, а Джон хранил полную невозмутимость. Никогда не проявлял свои чувства открыто.

Все друзья Джона тотчас узнали о катастрофе. Его приятель Найджел Уалли последним говорил с Джулией. Он встретил ее, когда она вышла из дома Мими и хотела перейти улицу к автобусной остановке.

– Джон никогда не заговаривал о Джулии, ни с кем не делился, - продолжает Пит. - Но он вымещал свои чувства на девушках. Помню, как одна из них кричала ему: «Не смей срывать на мне свою злость, я не виновата, что твоя мать умерла».

Мать Джорджа, миссис Харрисон, помнит, как тяжело Джон переживал смерть Джулии. Ребята продолжали заниматься в их гостеприимном доме, где всегда находили поддержку.

– Вечером я дала им фасоль и тосты. Это было за несколько месяцев до смерти матери Джона, - он только начинал сближаться с ней. Я услышала, как он сказал Полу: «Просто не понимаю, как ты можешь сидеть здесь как ни в чем не бывало, когда у тебя умерла мать. Если бы со мной случилось такое, я бы с ума сошел». Когда умерла мать Джона, он не сошел с ума. Но совершенно перестал бывать у нас. Я погнала к нему Джорджа, чтобы тот заставил его снова начать заниматься и не давал ему сидеть дома и предаваться отчаянию. Вместе они много чего испытали и всегда помогали друг другу, даже в те далекие ранние годы. Джордж безумно боялся, что теперь умру я. Он не спускал с меня глаз. Я сказала ему, чтобы он не дурил. Я вовсе не собираюсь умирать.

Смерть Джулии сблизила Джона с Полом. У них было теперь общее горе. Но студенты Художественного колледжа говорят, что смерть матери ожесточила Джона, он совсем не считался ни с чьими чувствами, шутки его стали еще более безжалостными.

Телма Пиклз, одна из многочисленных знакомых девушек Джона, рассказывала, что большинство из них поражались ему, его отношению к жизни, говорили, что никогда не встречали больше таких людей, как Джон.

– У Джона всегда не было денег, - говорит Телма, - настоящий бродяга, вечно клянчил у всех взаймы, заставлял покупать ему жареную картошку, выпивку, выпрашивал курево. Наверное, и по сей день многим должен. Но он обладал такой магнетической силой, что всегда мог выпросить деньги. Был совершенно бешеный, говорил людям непереносимые вещи. Он мог проявить невероятную жестокость. Мог подойти на улице к каким-нибудь старикам и до смерти напугать их диким криком. Если он видел инвалида или урода, то отпускал громкие замечания вроде, например, таких: «Некоторые пойдут на что угодно, лишь бы не загреметь в армию». Он любил рисовать страшные картины. Мне, правда, они казались потрясающими. Например, женщин, склонившихся над детьми и любующихся ими. Дети же были уродцами со страшными лицами. Это было очень жестоко. В день, когда умер папа римский, он нарисовал на него несколько совершенно чудовищных карикатур. Вот папа, схватившись за ворота, стоит у колонн при входе в рай, он пытается туда проникнуть, а под карикатурой подпись: «Но это же я, папа римский».

Джон никого не уважал, - продолжает Телма, - но его всегда окружали поклонники. Одна девушка была безумно влюблена в него, все время плакала. У него были комплексы. Он стеснялся своих очков и ни за что не хотел их носить. Даже в кино. Однажды мы пошли на фильм с Элвисом, он и тогда не надел очки. В этом фильме показывали неприличную рекламу нейлоновых чулок, Джон ничего не разглядел, и мне пришлось потом все ему пересказывать. Я никогда не относилась серьезно к его музыке. Он сообщал, что написал новую мелодию, и это было для меня истинным чудом - просто оттого, что кто-то может сочинять. Но оценить, насколько его музыка хороша, я не могла. То, что люди способны сочинять мелодии, - это и есть самое невероятное. Я понимала, что он может стать знаменитым, но понятия не имела как. Он был ни на кого не похож, отличался абсолютным своеобразием. Кем он должен стать, чтобы прославиться? Может быть, комическим актером?

Джон в основном подтверждает рассказ Телмы. Но его собственные воспоминания совершенно сухи и лаконичны, ни ностальгии, ни юмора в них не сыщешь. Так было, и все тут. «Так как у меня в колледже денег не было, я должен был или одалживать, или воровать», - говорит он. Мими рассказывает, что выдавала ему на карманные расходы 30 шиллингов в неделю, и не может понять, на что он их тратил.

– Я все время тянул монеты из таких собачонок, как Телма. Конечно, у меня был жестокий юмор. Это началось еще в школе. Однажды мы возвращались из школы и успели пропустить несколько стаканчиков. В Ливерпуле полным-полно каких-то уродов. Например, эти лилипуты, которые продают газеты. Вообще-то я никогда не обращал на них никакого внимания, но в тот день они чудились мне повсюду. И это так нас смешило, что мы просто не могли остановиться - все хохотали и хохотали. Наверное, таким образом мы скрывали свои чувства. Я бы никогда не причинил боль калеке. Просто такие у нас были шутки, такие привычки.