Михаил Веллер - Махно

Он выпил предложенную чарку, уселся без приглашения и закинул ногу на ногу:

– Помянете мои слова, господин Махно, вы совершаете сейчас роковую ошибку. И воздастся вам мерой за меру. Что вы, как умный человек, и сами прекрасно понимаете. Ну – пойдемте, куда там у вас?

– Да не получается иначе, – с досадой сказал ему вслед Махно.

– А может, не умеете? – улыбнулся от двери офицер.

В грохоте и звоне миров рушилась и возрождалась величайшая Империя, шестая часть всей земной суши, и потоки крови, кипящей от страсти, смывали любые ограничения и пределы. Ликующим заревом отсвечивала в душе Мировая Революция, кто был ничем – становился всем, высшими лицами государства – в одночасье. Страдание и боль имело великий высший смысл: новый мир для всех хороших людей.

Ах, куда же ты, Ванёк, ах куда ты, Не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты…

Тысячу лет будут вспоминать теперь русские всё меньших стран свою великую легенду – Великую Гражданскую Войну, не знавшую равных в мировой истории. Не было никогда на пространствах столь огромных такой пестроты противоречивых трагедий и безумных надежд. Царство Божие на земле – вот оно, рядом, на расстоянии штыка, с завтрашним рассветом, не поздней будущей весны. Мудрые умы и светлые души всех стран учёно предсказали это: Томас Мор и Сен-Симон, Маркс и Нечаев, Прудон и Бакунин, Жорес и Плеханов, Кропоткин и Ленин.

Сгнила старая формация, отгуляла зажиревшая буржуазия всех стран, и общий кризис капиталистической системы разразился Великой Войной – ради наживы капиталистов. Наша эпоха – новая: телеграф, телефон, радио, аэропланы и поезда связали земшар, как апельсин для рождественской елки. Пролетарии всех стран – объединяйтесь! И Интернационал грозит всем угнетателям!

Музыканты так же хотели есть, как рядовые бойцы, их так же грызли вши и валила горячка, и помятые медные трубы переходили от сгинувших к новым владельцам, и меняли фунт житного за новые обмотки с убитого, и могли отдать револьвер за шмат сала. Великое горе сливалось с великой надеждой, и нелюдская жестокость соседствовала с той нежностью заскорузлых сердец, когда с матерком и кривой усмешкой отдают свою жизнь ради твоей.

И пройдет полвека, и четверо ребят затянут на четыре голоса квадратом с негромкой печалью стихи, известные тогда всем со школьных хрестоматий:

Не будет больше этого времени, не будет. Без мала век прошел – и жалкие меркантильные интересы заболотили народы и страны. И уже нелегко большинству и понять, как можно оставить обеспеченную жизнь ради счастья человечества, о котором лишь старые демагоги говорят сегодня за зарплату.

Посмотрите старые фотографии. Посмотрите старые кинохроники. Эти ребята в шинелях архаичного покроя почти-почти дотянулись до небес! Апостолы взяли винтовки, решив, что того света нет, и порядок надо наводить на этом.

Мы отвлеклись. Мы забежали вперед.

Много писано, как красные под руководством товарища Сталина обороняли Царицын, но редко поминали, что Деникин, идя на Москву, лихо их оттуда вышиб. Ну да, ненадолго.

Много писано про штурм Перекопа, но почти никогда – что красные толклись там всю зиму-весну 20-го года, и многие их штурмы и наступления были безуспешны и обернулись пустыми и серьезными потерями. Не брался Крым!

В бравшей Крым 13-й красной армии заменили не справляющегося Геккера на командарма Пауку, а Пауку-на Эйдемана, но толку было столько же. В 13-ю влили Латышскую и Эстонскую дивизии – «кремневых бойцов»! Тяжело катались по рельсам, грохоча трехдюймовками, десяток бронепоездов. Авиагруппа, сформированная из ветеранов Мировой войны, вела разведку и поливала сверху пулеметами. Армия насчитывала десять дивизий, не считая вспомогательных частей. У нее было все, и от нее не было толку.

Если раньше молодому, талантливому и жесткому Слашеву не давал ходу Деникин, то теперь его использовал Врангель. Слащев из соплей построил рокадную железнодорожную колею и перекидывал свои ничтожные части с одного фланга на другой. Давал красным втянуться в узкости перешейка и бил по частям. Муштровал и вдохновлял батальоны ополчения из студентов и гимназистов. Местность была пристреляна, запасные позиции для маневра обжиты, пулеметчики отобраны и обучены. Красных было вдесятеро больше, и они приходили в отчаянье. Крым был неприступен. «Взять невозможно!» – докладывали командармы в Москву.