Строуб Тэлботт - Горби. Крах советской империи

Но советское радио и телевидение более не обладали монополией на информацию. Русское радио сообщило, что Бакатин и Примаков находятся в настоящее время в Белом доме. По посольскому факсу потоком шли сообщения русских информационных агентств. Поддержка хунты рушилась по всей стране. Поколебавшись денек, Назарбаев, Кравчук и белорусы выступали теперь против хунты. Ленинградская военно-морская база поддерживала Собчака. Ростропович прилетел в Москву и находился в Белом доме. Госпожа Тэтчер, пребывавшая в безопасности в Лондоне, призывала население Москвы выйти на улицы. Появились слухи, будто Крючков и Язов подали в отставку, и министром обороны стал теперь Моисеев.

Джилл позвонила мне из квартиры наших друзей Сенокосовых. Она встретила их возле Белого дома и слышала радостные крики толпы, когда было объявлено, что премьер-министр Мэйджор позвонил Ельцину, и снова – когда в здание вошел Шеварднадзе. Мы пришли к единому мнению, что хунта в скором времени потеряет инициативу, если не предпримет решительных действий для укрепления своих позиций. Я сказал Джилл о комендантском часе и предупредил, чтобы она не выходила из дома.

Примерно после полуночи в посольстве начали раздаваться телефонные звонки, сообщавшие о выстрелах в районе Белого дома. Русское радио передало, что десяток танков и около двадцати БМП прошли мимо американского посольства в сторону Белого дома, преодолев первую баррикаду. Один человек убит и несколько ранено.

По факсу пришло сообщение из самого Белого дома. Защитники ожидают нападения со стороны просочившихся в здание специальных агентов – офицеров КГБ. Для противодействия им внутри Белого дома находятся около 300 вооруженных бойцов милиции, еще столько же ветеранов-афганцев и некоторое число безоружных студентов. Это был момент наибольшего напряжения. Явлинский потом мне рассказал, что он позвонил своей жене, чтобы проститься с ней. Но к этому времени КГБ пытался заверить защитников Белого дома, что никакого нападения не планируется. Его представители пригласили Явлинского ознакомиться с их штурмовыми силами – отборной группой «Альфа». Солдаты, вооруженные до зубов, находились в здании школы, расположенной поблизости от Белого дома. Они непринужденно лежали кто где, – некоторые спали, другие читали комиксы. Было ясно, что они не помышляют ни о каком бое. Тогда Явлинский понял, что все кончилось.

Я сообщил о происходящем дежурному в Форин Оффис. Он просил передать просьбу премьер-министра, чтобы я информировал Ельцина о том, что у нас есть основания полагать, будто ночью на него будет совершено нападение. Хотя выстрелы уже прозвучали, я без труда дозвонился до Суханова, помощника Ельцина в Белом доме, человека которого я никогда не встречал ни до этого, ни после. Телефонная линия работала гораздо лучше, чем это было обычно в Москве – я слышал Суханова так отчетливо, как если бы он был в соседней комнате. Он сказал, что ему известно о продвижении бронемашин. Но из Белого дома ему их не видно, и никаких подробностей относительно выстрелов у него нет. Он заверил меня, что сторонники Ельцина готовятся к обороне. Он разрешил мне позвонить ему снова, если понадобится. Он тоже, если надо, позвонит. Надо ли говорить, что он не звонил. Его мысли были заняты вещами посерьезнее. Я лег спать.

На следующий день Джилл призналась, что вместо того, чтобы соблюдать комендантский час, она пошла с Сенокосовыми к защитникам Белого дома. Сейчас, объяснила она, пришло время, когда все либеральные интеллектуалы должны ясно заявить о своей позиции.

Когда началась стрельба, они были на мосту. Толпа сначала подумала, что это какой-то фейерверк. Но стоявшая рядом с Джилл женщина сказала, что это именно выстрелы, – она слышала то же самое полтора года назад во время расправы в Баку. Все хорошо, что хорошо кончается: Джилл осталась жива, а неправая сторона не одержала победы.

На третий день путча я проснулся в 6 часов утра и обнаружил, что дождь все еще льет как из ведра. Погода для массовых демонстраций была неподходящая. А может быть, все-таки Бог на стороне хунты?

Но радио «Эхо Москвы» все еще вещало после ночной попытки закрыть его. Нападения на Белый дом все еще не было, и толпы защитников оставались рядом с ним, разбив лагерь. Однако, как сообщил диктор, бронеколонна, прорвавшаяся через первую баррикаду, раздавила насмерть троих людей и есть раненые. Руцкой, вице-президент Ельцина, выступил по радио; он подверг нападкам хунту и призвал сограждан ясно заявить о своей позиции. Евтушенко разрешился еще одним стихотворным посланием и воззвал к теням Пушкина и Толстого (кто, кроме русских, стал бы передавать по радио стихи по такому случаю?). Бакатин и Примаков, выступая в качестве членов горбачевского Совета национальной безопасности, призвали к возвращению полномочий президенту. Многочисленные города и области выразили поддержку Ельцину. Би-би-си сообщила, что Крючков дважды звонил ночью по телефону начальнику ельцинского штаба Бурбулису, чтобы заверить его в том, что Белый дом не будет атакован.

Лондон, наконец, согласился с тем, что мне следует посетить Ельцина. Я решил присутствовать на утренней чрезвычайной сессии Российского парламента в Белом доме, которая должна была призвать к роспуску Чрезвычайного комитета. Пока еще не было вполне ясно, что заговорщики побеждены. Они располагали огневой мощью. Если бы они пустили ее в ход и одержали бы верх, они, без сомнения, весьма отрицательно отнеслись бы к факту моей поддержки Ельцина. Как посол я бы уже не годился. Россия под властью хунты перестала бы быть страной, в которой можно достойно жить, и я в свою очередь тоже не захотел бы в ней оставаться…

Внутри Белого дома было множество щегольски одетых милиционеров и куда менее нарядных штатских, многие – в военной форме, которую они носили в Афганистане. Они были вооружены только автоматами – никакого более совершенного оружия я не заметил. Атмосфера была возбужденной, эмоциональной; люди толкались всюду – с какой-то неопределенной целеустремленностью. Наверное, так выглядел Смольный институт в Петрограде, когда Ленин и Троцкий устроили государственный переворот в октябре 1917 года.

Более половины депутатов, включая коммунистов, отважились прийти на сессию. Галереи были забиты журналистами. Пришел и шведский посол Орьян Бернер, самый находчивый и знающий из моих коллег, имевший бесчисленные связи с российскими общественными деятелями. Если я отправлялся на какое-нибудь общественное мероприятие, а его там не оказывалось, я всегда думал, что он пошел еще куда-то, где будет более интересно.

Спикер Хасбулатов начал с того, что призвал почтить молчанием убитых ночью. После этого он очень колоритно, саркастично и агрессивно переключил свое внимание на хунту. Он сообщил о требованиях, которые он, Руцкой и Силаев (премьер-министр РСФСР с июня 1990 года) предъявили накануне Лукьянову, который находился рядом с хунтой, хотя формально не был ее членом. Горбачев должен быть подвергнут медицинскому освидетельствованию группой, состоящей из врачей, включая представителей Всемирной организации здравоохранения, и других иностранных наблюдателей; он должен быть немедленно возвращен к власти; ограничения, наложенные на печать и телевидение, должны быть отменены; Чрезвычайный комитет должен быть распущен. Депутаты встретили одобрительными криками его слова о том, что хунта должна быть наказана.