Строуб Тэлботт - Горби. Крах советской империи

Советский Союз и Соединенные Штаты, сказал он, уже многого добились и еще больше могут сделать в будущем. Ничто не должно препятствовать такому сотрудничеству. Способность Советского Союза держаться «позиции сотрудничества», продемонстрированная в решении вопросов Восточной Европы, объединения Германии и войны в Персидском заливе, «будет зависеть от того, как Соединенные Штаты отреагируют» на беспорядки в Прибалтике.

На первый взгляд, Бессмертных, казалось, взывал к терпению и пониманию. Однако по существу смысл сказанного сводился к тому, что американцы должны перестать осложнять жизнь Кремлю в Прибалтике, иначе Горбачев сумеет затруднить войну против Саддама Хусейна.

Не давая своим слушателям вспылить и отреагировать на завуалированную угрозу, Бессмертных легко и быстро перешел к следующему. Он повторил основную, «принципиальную», позицию Кремля: прибалты при упорстве могут получить независимость, но только действуя в рамках «конституционного процесса». Он добавил, что помимо соображений, изложенных в письме, есть несколько моментов, которые Горбачев хочет довести до сведения Буша. И Бессмертных повторил то, что уже говорил Бейкеру про вывод из Прибалтики десантников и войск Министерства внутренних дел.

Буш сказал Бессмертных, что он не сомневается: Горбачев «искренне» считает, что распутывает прибалтийский кризис самым правильным образом. Но советское руководство должно понимать, что «и у нас есть политические факторы».

Он напомнил, что Горбачев лично заверял его, что будет решать проблему Прибалтики мирным путем. А теперь произошло насилие, развязанное войсками, действующими от имени Москвы. Естественно, должна была последовать «реакция» со стороны Соединенных Штатов, в особенности конгресса. Бессмертных, безусловно, провел достаточно времени в Вашингтоне, чтобы понимать, «как здесь все работает».

Бессмертных снова попросил администрацию потерпеть до 17 марта. «Давайте посмотрим, что произойдет, – сказал он. – Референдум, по крайней мере, улучшит атмосферу в целом».

Буш сказал в ответ: «Этого все мы, безусловно, хотим».

Бессмертных заметил, что у Буша на коленях лежат карточки с отпечатанными на них вопросами, которые следует обговорить, но он не сверялся с ними, а лишь время от времени перебирал. Из этого Бессмертных заключил, что не привези он из Москвы новых заверений, президент вел бы беседу по карточкам и значительно более жестко.

В последние месяцы 1990 года Белый дом открыл двери гостям из республик и представителям, демократических движений в Советском Союзе. В январе 1991 года Мэтлок телеграфировал Бейкеру, что к этой череде посетителей хотел бы присоединиться Борис Ельцин. Но на сей раз Ельцин требовал предварительных гарантий того, что президент Буш «примет его должным образом». Мэтлок одобрял эту идею, однако советовал Бушу не приглашать Ельцина лично – дабы не вызвать недовольства Горбачева, – а направить ему приглашение от имени конгресса или Национальной конференции губернаторов.

Мэтлок уделял много времени и внимания налаживанию отношений с президентом России. Он не раз ужинал с Ельциным и его женой в Спасо-хаус, резиденции посла в Москве. В свою очередь, Ельцин часто приглашал Мэтлока на приемы и концерты. По телефону и в телеграммах, направляемых в Вашингтон, посол постоянно подчеркивал, что соотношение сил Горбачев-Ельцин – отнюдь «не игра с нулевым счетом»; администрация может и должна искать дружбы с обоими лидерами.

Что правда, то правда – они не любят друг друга, но в то же время нуждаются друг в друге. По мнению Мэтлока, можно было не сомневаться, что Ельцин снискал народную поддержку для проведения политической и экономической реформ, в то время как Горбачев защищал перестройку от ударов и нападок консерваторов. В Вашингтоне не должны думать, что приглашение Ельцина посетить Белый дом – «предательство» по отношению к Горбачеву.

Однако Мэтлока проинформировали телеграммой, что администрация «не уверена в правильности выбранного момента» для визита Ельцина. Советский отдел Госдепартамента хотел добавить, что если Ельцин прибудет в Вашингтон один, то он может рассчитывать на прием «на высшем уровне» – то есть у Буша, однако в Белом доме сняли эту фразу, заменив ее обещанием, что Ельцин может «надеяться» лишь на ряд встреч с «высшими должностными лицами».

Мэтлок жаловался своим помощникам:

– Ведь принимать национальных лидеров оппозиции – абсолютно стандартная президентская практика. Почему же надо иначе относиться к Ельцину?

В то время как Ельцин вновь затаил обиду на администрацию Буша, его министр иностранных дел Андрей Козырев в начале февраля прибыл в Вашингтон. Светский, мягкий, бегло говоривший по-английски, Козырев был опытным дипломатом и протеже Шеварднадзе, когда в 1990 году совершал исход из центрального советского правительства в правительство Российской Федерации.

Во время встречи с Бейкером Козырев предупредил, что в случае «эффективности репрессий и успеха консервативных элементов» в советской внутренней политике произойдет «возврат к агрессивному курсу на международной арене». Он сказал Бейкеру, что поддержка Ельцина и Российской Республики – не столько в борьбе лично с Горбачевым (Козырев знал, что для Вашингтона это не аргумент), сколько в борьбе с реакционерами, набиравшими силу в тени Горбачева, – в интересах американцев.

Козырев убеждал администрацию Буша в необходимости способствовать укреплению новой левоцентристской коалиции Горбачева и Ельцина. Для Бейкера эти слова были музыкой. Они с Россом пришли к окончательному выводу, что Горбачев может одержать верх над реакционерами, только объединившись с Ельциным.

Однако две недели спустя Ельцин в своем выступлении по телевидению разнес Горбачева, из чего явствовало, что он не собирается иметь с ним общее дело. Он обвинил Горбачева в том, что тот предал им же начатую реформу и теперь проводит «антинародную политику».

Ельцин требовал, чтобы Горбачев вышел в отставку и передал свои полномочия Совету Федерации – межреспубликанскому органу, в котором Ельцин благодаря своей популярности и огромной территории Российской Республики являлся наиболее влиятельной фигурой. Горбачев нанес ответный удар, обвинив Ельцина в «объявлении войны» руководству Советского Союза.

Во время совещания со своими помощниками в Овальном кабинете Буш заметил:

– Этот парень Ельцин – настоящий дикарь, не так ли?..

В ЦРУ Джордж Колт, возглавлявший Бюро анализа событий в СССР, и Фриц Эрмарт, председатель Национального совета по разведке, предложили совершенно иную интерпретацию. Они считали, что Ельцин привержен идее «Союза, создаваемого снизу», – более свободной, демократичной и, в конечном счете, более прочной конфедерации. Горбачев же, напротив, упорно, если не неуклонно, пытался сохранить «Союз, где доминирует центр», чем способствовал нагнетанию напряженности между Москвой и республиками.