Строуб Тэлботт - Горби. Крах советской империи

Статья в «Московских новостях» была явно нацелена на то, чтобы побудить власти признать то, что случилось. В конце концов, польские коммунисты уже сходили со сцены. Гораздо труднее пришлось бы при налаживании нормальных, дружественных отношений с Польшей, если бы Советский Союз продолжал отрицать очевидное.

Но советское правительство колебалось. Впрочем, к концу октября нами был получен сигнал, свидетельствовавший, что официальное признание случившегося не за горами. До своего прибытия в Москву Збигнев Бжезинский попросил разрешения побывать в Катыни, на месте, где совершались убийства. Неожиданно советский МИД ответил согласием и даже фактически организовал посещение. Бжезинский попросил меня сопровождать его в знак того, что правительство США заинтересовано в полном раскрытии тайны. Я, разумеется, с готовностью согласился.

Когда мы прибыли к одному из захоронений, где стоял памятник, то стали свидетелями трогательной сцены.

На нескольких автобусах приехали поляки, многие из которых были родственниками убитых офицеров, чтобы почтить умерших в День всех усопших. Памятник был возведен Советским правительством, и на нем значилось, что он установлен на могиле польских офицеров, убитых гестапо в 1941 году. Кто-то закрыл «гестапо» и «1941» написанными от руки буквами и цифрами «НКВД» и «1940». Советские хранители не убрали эти поправки с памятника.

Католический священник призвал приехавших поляков к молитве, а мы склонили головы, эмоционально опустошенные чудовищностью преступления, содеянного на этом месте.

Когда мы отошли от могилы, к нам подошел русский тележурналист и попросил Бжезинского дать интервью. Тот согласился и сделал красноречивое заявление, призвав советское правительство признать зверское преступление. Политика Сталина принесла страдания и Советскому Союзу и Польше, сказал Бжезинский, и признание этого факта заложит основу для советско-польского примирения. Меня попросили высказаться, но я мог лишь повторить слова Бжезинского и добавить, что, лишь осознав собственное прошлое, советский народ окажется способен никогда не допустить повторения подобных ужасов.

В тот вечер в выпуске новостей по первому каналу, транслирующемуся по всему Советскому Союзу, был показан сюжет о приезде поляков в Катынь, с крупными планами поправок на памятнике, с интервью с Бжезинским и со мной. Несколько недель спустя советское правительство выступило с заявлением, где признавалось, что ответственность за зверское преступление несут Сталин и НКВД.

И все же не могу понять, отчего советским властям потребовалось так много времени, чтобы понять, что признание сталинских преступлений целиком в их интересах. Ясно, что могущественные силы внутри строя по-прежнему пытались скрыть правду. Ответ я получил в 1992 году. Я находился в Москве, чтобы побеседовать с официальными лицами в связи с этой книгой, и договорился о встрече с российским вице-президентом Александром Руцким. В назначенное время в приемную вышел помощник и уведомил меня, что наша беседа начнется позже. У Руцкого на приеме находилась делегация поляков, родственников убитых офицеров, и их встреча затянулась сверх отведенного времени.

Через пятнадцать минут поляки вышли, и нас пригласили войти. Руцкой, сам профессиональный военный, казалось, был потрясен встречей.

– Эти родственники хотят очень простых и понятных вещей, – вырвалось у него, – и они вправе требовать их. Не знаю только, сможем ли мы сделать то, чего они хотят.

Я спросил, что, собственно, он имеет в виду. Руцкой ответил, что польские родственники хотят, чтобы останки извлекли, опознали по возможности, и нормально перезахоронили, – и это уже делается. Но еще они хотят, чтобы все факты о массовом убийстве были подтверждены документами из архивов КГБ. Как раз в том, что это возможно, и сомневался Руцкой. Я поинтересовался, в чем тут сложность.

– Сроков давности на военные преступления не существует, – объяснил он, – и до сих пор живы люди, принимавшие участие в расстреле. Президент Ельцин и я не раз пытались заполучить полную документацию. Думаю, что Горбачев тоже пытался. Да только «органы» не дают информацию – и все. Они хотят своих уберечь, что бы ни случилось. Мы еще попробуем, но я сомневаюсь, чтобы полная информация когда-нибудь увидела свет.

КГБ. Он остался государством в государстве, даже когда его бывших руководителей подвергли опале и сняли, а организацию преобразовали в российское Министерство безопасности. В 1989 году потребовался, должно быть, огромный нажим со стороны таких людей, как Шеварднадзе и Яковлев, при поддержке Горбачева, чтобы вырвать официальное признание очевидного.

Массовые убийства в Катынских лесах это всего одна из прошлых ошибок, которые предстояло официально признать. Накануне Рождества Съезд народных депутатов наконец одобрил резолюцию, объявившую секретный протокол между Гитлером и Сталиным не имеющим законной силы со времени его подписания. За этим последовало оглашение пространного доклада комиссии, возглавлявшейся Александром Яковлевым, где подтверждалась аутентичность текста соглашения, обнаруженного западными союзниками в Германии, несмотря на то, что русский оригинал найти так и не удалось (по словам Ельцина, оригинал документа был найден после развала Советского Союза в бумагах, хранившихся лично у Горбачева как у генерального секретаря партии).

Не все из разоблаченных ошибок относились ко временам Сталина: Съезд народных депутатов расследовал также убийство демонстрантов в Тбилиси в апреле и в декабре принял резолюцию, осудившую применение силы и указавшую на необходимость принятия дальнейших мер. Однако многие сочли доклад менее чем удовлетворительным. Казалось, в особенности, что советская военщина скрывает информацию об ответственности за решение пустить в ход силу. Так что, хотя расследование законодателей и установило полезный прецедент, ясно было, что комиссия не обладает нужной властью для того, чтобы добыть факты у не желающей того бюрократии.

Разоблачения, касающиеся катастрофы на Чернобыльской атомной станции в 1986 году, оказали еще более значительное воздействие на облик работников Коммунистической партии в глазах общественности, поскольку выяснилось, что руководство КПСС, а также украинской и белорусской партий, участвовало в серьезнейшем сокрытии данных, что несло угрозу здоровью миллионов. Точная карта, обозначающая уровни радиации, впервые была выпущена в 1989 году, и выяснилось, что жители ряда наиболее пострадавших районов не были ни эвакуированы, ни даже предупреждены. На деле радиационные дозиметры, розданные для нужд системы гражданской обороны, были отобраны, чтобы лишить жителей возможности обнаружить повышение радиационных уровней.