Михаил Кравченко - Звезды комбата

В хмурый осенний полдень 1933 года к ученикам горнопромышленного училища города Копейска, что недалеко от Челябинска, прибыли именитые гости: старый коммунист Леопольд Фридрихович Гольц и почетный гражданин Челябинска, бывший командир красного шахтерского эскадрона в годы гражданской войны Иван Григорьевич Медведев.

Зал училища был переполнен. В первом ряду сидел ученик выпускной группы Семен Хохряков — кареглазый крепыш в аккуратно подпоясанной «кимовке», со слегка курчавящимися черными волосами. На груди у него красовались значки ГТО, ПВХО и «Ворошиловский стрелок». Взгляд юноши не отрывался от гостей.

Удивительной судьбы человек Леопольд Фридрихович Гольц. Поляк по национальности, он семнадцати лет от роду вступил на революционный путь. Со второго курса горного училища его отчислили как неблагонадежного, а через некоторое время за активные революционные выступления в Лодзи осудили на двенадцать лет каторжных работ. Варшавский централ, Петропавловская крепость, и, наконец, этапным порядком юношу отсылают в тюрьму города Иркутска. Отсюда он бежал, но вскоре был пойман, осужден вторично и отправлен в Нерчинский централ. Снова побег, снова подпольная революционная деятельность против свирепствующего самодержавия. После Великого Октября Леопольд Фридрихович становится красногвардейцем, отстаивает молодую Советскую власть в рядах Красной Армии. В мирное время Л. Ф. Гольц вначале на профсоюзной работе, а позже заведует одной из копейских шахт.

— Мое сердце, все мои помыслы принадлежат революции. Хочу, чтобы и ваши молодые сердца, все ваши дела и мечты были также отданы делу Коммунистической партии, делу трудового народа, — сказал, выступая перед учениками, Леопольд Фридрихович.

Вот уже собравшиеся слушают легендарного комэска Ивана Григорьевича Медведева. Семен замечает каждую морщинку на его еще не старом задумчивом лице, схватывает каждый жест, хмурится или улыбается согласно настроению и словам выступающего. О герое-коннике он узнал еще в детстве из рассказов дедушки Тимофея Кузьмича, затем — в школе. Подвиги Медведева и его кавалеристов казались тогда мальчику непостижимой волнующей сказкой. А сейчас Семен сидит почти рядом с этим легендарным человеком, слушает его интересный рассказ о боях за Советскую власть, за счастье трудового народа.

Каждое слово бывшего комэска звучит для Семена откровением, славной былью о шахтерском эскадроне. Однажды в детстве видел Сенька этот (а может, и другой) красный эскадрон, вошедший в его родное село Коелгу, запомнил шашки и карабины, составленные в углу избы, свое страстное желание хотя бы прикоснуться к оружию красноармейцев. Командир конников (такого же высокого роста, как и Медведев) дал тогда подержать малышу настоящий револьвер, предварительно вынув из барабана патроны.

Память детства как бы связывала Семена с Медведевым. А тот начал свой рассказ:

— В те дни сгущались тучи над Южным Уралом. Атаманы Дутов, Токарев, полковник Сорочинский и другие недобитые монархисты поднимали мятежи. То в одном, то в другом месте вспыхивали и кулацкие бунты. Челябинск вот-вот могли захватить враги. Шахтеры объединились в отряд для защиты родной Советской власти. Часто мы прямо с оружием в руках спускались под землю, а когда требовалось, по тревоге поднимались на-гора и отражали нападение контрреволюционеров. В свободное время каждый из нас учился военному делу… Отдать шахты белякам мы не могли, иначе холод задушил бы Советскую власть — остановились бы заводы, фабрики, поезда…

Нахмурив брови, Медведев вспоминал:

— После кровопролитных боев за Бузулук в июне восемнадцатого мы вынуждены были временно отступить: оказались отрезанными от Советской России. Именно в те трудные дни на переформировании и был создан в составе Челябинского сводного отряда кавалерийский эскадрон, командовать которым доверили мне… Кавэскадрон вел бои на Ашхабадском направлении. Бился с интервентами, беляками и басмачами…

По ходу рассказа И. Г. Медведева перед глазами ребят расстилались бесконечные песчаные барханы, редкие кусты саксаула да блестящие до слез в глазах солончаки. Воображение рисовало полуденное палящее солнце, подсказывало: жажда мучает бойцов, а во флягах воды всего по глотку — только на самый крайний случай. Лошади от зноя и усталости выбивались из сил. Но кавалеристы, стиснув зубы, упорно пробирались через пустыню в тыл врага, чтобы добыть победу…

Хохряков облизывал губы; ему нестерпимо захотелось пить, закружилась голова, на лице выступил пот и словно бы заскрипел песок на зубах. Казалось, он вместе с рассказчиком шагал по барханам в тыл белякам.

Парень к тому времени прочитал много книг. Не менее яркие и тяжелые картины боевой жизни красноармейцев находил в них. Но то книги. Здесь же перед Семеном и его друзьями стоял живой человек, командовавший красными конниками, которые пробились сквозь свинцовый ливень и взяли приступом бронепоезд белых, совершив при этом множество подвигов…

А комэск заканчивает свой увлекательный рассказ:

— В Ашхабаде нашему Казанскому полку было вручено Почетное боевое революционное знамя Туркестанской Советской Республики. В его алом цвете мне видится и кровь шахтеров-конников… Годом позже на Памире разгромом двух шаек басмачей наш эскадрон закончил боевой путь. Здесь, в крепости Гульча, нами был захвачен в плен штаб во главе с белогвардейским генералом Мухановым, который пытался улизнуть за границу… Мы, рабочие, сумели победоносно пройти этот тяжелейший путь потому, что защищали родную Советскую власть. Дороже Отчизны у нас с вами ничего нет… Скоро вы впервые спуститесь в шахту. Желаю вам стать настоящими горняками и, если потребуется, быть мужественными защитниками Родины. В шахте, как и на войне, теряться нельзя…

Медведев умолк, и в зале воцарилась тишина. Молчали ребята. Задумались над суровой былью о шахтерском эскадроне. Видимо, за самое сердце тронул их рассказ Ивана Григорьевича.

Задумался и Семен Хохряков. И уже тогда он сказал сам себе: «Буду, как Медведев! Ведь я тоже, как и он, уральских рабочих кровей! Именно в наших копейских шахтах закалялись его сила и воля».

Весной Семен, спускаясь впервые в шахту вместе со своей группой, продолжал думать о Медведеве. Потом вспомнил любимые слова своего деда Тимофея Кузьмича: «Уважай, внучек, человеческий труд. В нем сила рабочего человека. Это буржуи не ценили нашего труда: им все даром доставалось».