Леонид Млечин - Главный разведчик мог стать президентом. Карьера Евгения Примакова

Но я не ограничился этим и пошел к Ельцину. Показал волошинский текст. Президент вызвал Волошина и сказал ему:

— Кто вы такой? Вы мелкий чиновник, вы стоите в моей тени, вы еще ничего сами не сделали. Как вы смеете сталкивать меня с председателем правительства! Я положу эту бумагу в сейф, и она все время будет висеть над вашей головой. Идите…

А потом обратился ко мне:

— Теперь вы видите, что это идет не от меня?

Я сказал Борису Николаевичу, что благодарен ему за поддержку. А меньше чем через месяц меня сняли».

Ельцин был мастер разыгрывать такие спектакли. Глава кремлевской администрации Волошин действовал не по собственной инициативе. В Кремле уже было решено любыми средствами избавиться от Примакова.

Евгений Максимович возглавлял правительство всего восемь месяцев. 27 апреля Ельцин отправил в отставку первого вице-премьера Вадима Анатольевича Густова, его должность перешла к министру внутренних дел Сергею Вадимовичу Степашину. Назначение было неожиданным для Примакова.

12 мая 1999 года глава правительства пришел к Ельцину с очередным докладом. Оживленный и приободрившийся президент внезапно сказал ему:

— Вы выполнили свою роль. Теперь, очевидно, нужно будет вам уйти в отставку. Облегчите мне эту задачу, напишите заявление об уходе с указанием любой причины.

Примаков в эти недели чувствовал себя очень плохо, страдал от тяжелого радикулита, нуждался в операции. Но присутствия духа не потерял и твердо сказал:

— Нет, я этого не сделаю. Облегчать никому ничего не хочу. У вас есть все конституционные полномочия подписать соответствующий указ. Но я хотел бы сказать, Борис Николаевич, что вы совершаете большую ошибку. Дело не во мне, а в кабинете министров, который работает хорошо: страна вышла из кризиса. Люди верят в правительство и его политику. Сменить кабинет — это ошибка.

Характер Примакова в Кремле знали, поэтому предусмотрели все варианты. Ельцин вызвал главу администрации Александра Стальевича Волошина, который вошел в кабинет с уже готовым указом об отставке главы правительства.

Ельцин вдруг спросил Примакова:

— Как у вас с транспортом?

Примаков равнодушно ответил, что для него машина — это не проблема, может и такси взять. Президенту стало нехорошо, вызвали врачей. Примаков деликатно хотел уйти, Борис Николаевич удержал его. Когда медики ушли, Ельцин встал, обнял Примакова и сказал примирительно:

— Давайте останемся друзьями.

Примакову предложили любой зарубежный пост, например, взять на себя курирование всех ближневосточных проблем в ранге специального представителя президента. Он отказался.

«Меня обуревали смешанные чувства, — скажет потом Евгений Максимович, — с одной стороны, безусловно, обида, а с другой — потрясающее чувство свободы, я бы даже сказал точнее, освобождения».

Еще одна цитата из книги Ельцина «Президентский марафон»:

«Еще раз посмотрел на Евгения Максимовича. Жаль. Ужасно жаль. Это была самая достойная отставка из всех, которые я видел. Самая мужественная. Это был в политическом смысле очень сильный премьер. Масштабная, крупная фигура».

Так почему же Ельцин его уволил?

Самый очевидный ответ — Борису Николаевичу не нравилась самостоятельность премьер-министра. Не в том примитивном смысле, что Примаков не слушался Бориса Николаевича или принимал решения, противоречащие указаниям президента. Премьер-министр вел себя независимо, не спешил по каждому поводу кланяться Кремлю и советоваться с президентским окружением — у Примакова в прямом и переносном смысле оказался негибкий позвоночник. От радикулита его спасла операция, а характер остался прежним. Чем популярнее становился Примаков, тем большим был страх «семьи» перед ним. В ближайшем окружении президента Ельцина смертельно боялись Примакова.

Евгений Максимович никогда не был единомышленником Бориса Николаевича.

Примаков сожалел о распаде Советского Союза и о соглашении, подписанном Ельциным в Беловежской пуще. Примаков не был сторонником гайдаровских реформ и не скрывал своей точки зрения, только его мнением тогда не интересовались, потому что он возглавлял разведку. Примаков не разделял страстного желания Ельцина сблизиться и подружиться с Западом. И Примаков не питал такой ненависти к коммунистам, к лидерам левой оппозиции.

Одним словом, Примаков был первым непрезидентским премьер-министром. Его и выбрал-то не Ельцин. Примаков был ему навязан ситуацией. У президента осенью был выбор: либо распустить Думу, либо принять кандидатуру Примакова. Ельцин выбрал меньшее зло, потому что был в очень плохой форме, сильно болел.

Примаков сам сформировал правительство, чего не было ни до него, ни после, и в минимальной степени зависел от президентской администрации. Евгений Максимович с первого дня опирался на поддержку левой оппозиции, во-первых, потому, что она составляла большинство в Государственной Думе, во-вторых, потому, что — в отличие от президента — не видел в коммунистах ничего опасного.

Говорили: премьер-министр позволяет оппозиции использовать себя, он слишком ей удобен. В Кремле считали, что Примаков блокируется со злейшими врагами президента. Коммунисты готовили импичмент, а Примаков продолжал заседать вместе с ними, обсуждать дела. У коммунистов в руках был сильный козырь: если отправим Ельцина в отставку, то управлять страной по конституции будет такой уважаемый человек, как Евгений Максимович. Со стороны казалось, что на сей раз давно готовившийся импичмент может увенчаться успехом.

В июне 1998 года Государственная Дума единогласно приняла постановление «О Специальной комиссии Государственной думы Федерального Собрания Российской Федерации по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации».

Депутаты-коммунисты предъявили Ельцину пять обвинений: государственная измена (Беловежские соглашения 1991 года); государственный переворот (события осени 1993 года); военные действия в Чечне; нанесение ущерба обороноспособности и безопасности страны; геноцид народа, ставший результатом президентских реформ.

Коммунисты были уверены, что большинство депутатов как минимум согласятся признать Ельцина виновным в чеченской войне. Еще никто не знал, что затея с импичментом лопнет, как мыльный пузырь, поэтому контакты популярного премьер-министра с оппозицией воспринимали в Кремле как враждебные.

Увольнение Примакова до импичмента было сильным ходом — импичмент терял всякий смысл для оппозиции: коммунисты рассчитывали, что власть перейдет к Примакову. Интуиция Ельцина оказалась сильнее, если это он, конечно, все сам придумал.