Феликс Медведев - После России

— А почему?

— Да потому, что те русские, которые приехали в Америку много лет назад, свободно владели английским и западную классику читали на языке оригинала. Зачем молодому человеку, учащемуся университета или колледжа, Вальтер Скотт на русском?..

Но когда пошла третья волна эмиграции, то переводная литература стала быстро расходиться. Почему? Потому, что в России она была дефицитом. Люди покупали сразу на тысячи долларов. Мы давали возможность в кредит составлять целые библиотеки. Первый взнос — 10 процентов. С нашей стороны это был рискованный шаг, американцы так бы не сделали, так рисковать могли только русские. Поверить людям на слово, что называется, на «запишу». И большинство людей рассчитывалось честно. Но находились, конечно, и обманщики.

Ваша система планирования выпуска книг (не знаю, как будет сейчас), мягко говоря, нечеткая. Помню, как ждали здесь читатели выхода Мандельштама в большой серии «Библиотека поэта». Предварительную подписку объявили году в шестьдесят четвертом, а том получили лишь в 1973 году. А тут и местные издания подоспели на русском языке — тот же четырехтомник в издании Международного литературного содружества.

Мало книг выходило хороших в России. Можно было на пальцах сосчитать, какие названия наиболее часто спрашивали покупатели. Сейчас, правда, ситуация изменилась. К примеру, еще недавно первые издания Булгакова расходились у нас мгновенно. А нынче на наших складах лежит, наверное, пятнадцать вариантов изданий этого замечательного писателя.

Пастернак. Набоков, Бек, Гроссман еще недавно считались сугубо эмигрантской литературой, выпускались они «Ардисом», «Посевом». Они стояли у нас как зарубежные издания, что-то вроде антилитературы. Мы их всегда держали, нам ведь надо снабжать университеты. Нам покупателя терять было нельзя Да и потом, мы американская фирма, торгуем всем, чем хотим. Мы не являемся ничьим агентом, мы — частная корпорация, которая покупает и перепродает любые книги.

— Нет ли у вас конфликтов с «Межкнигой»?

— Нет. Мы в расчете. Но вообще в последнее время стало труднее работать. Мы заказываем книги по тем-планам, подчас не зная авторов, заказываем, как кота в мешке… И делаем промахи.

— То есть чего-то не надо было закупать?

— Трудно подчас сказать, что надо, а чего нет. Та же приставкинская «Ночевала тучка золотая», надо было заказать ее в больших количествах, а мы взяли только 250 экземпляров. В чем есть всегдашняя уверенность, так это в детской книге. И у нас в Америке бабушки имеют сильное влияние на своих внуков. Мы видим — старушка пенсионерка для внука берет, вот и не жалко для нее скидки. Ведь если книга детская стоит пять-шесть долларов, то для пенсионерки уже дорого.

— Имеете ли вы дело с нашими кооператорами?

— Пока что нет, потому что, скажу честно, я не уверен, что они надежные партнеры. Ваша кооперация все еще в начальной фазе. А вот книги у них планируются интересные. С «Межкнигой» мы можем расплачиваться в конце года, а кооператоры деньги хотят вперед.

— Заглядывают ли к вам наши писатели? Сознаю: в сущности, задаю провокационный вопрос, ведь еще недавно даже посещение вашего магазина считалось чуть ли не преступлением…

— У меня дома целая библиотечка книг с автографами гостей из России. Бывая в США. заходит Евгений Евтушенко, одним из первых он начал нас посещать. Заглядывают Андрей Вознесенский, Юлиан Семенов. Однажды нас посетил Михаил Шолохов, правда это было давно, он долго разговаривал с Виктором Петровичем Камкиным… Не забывают нас Мстислав Ростропович и Галина Вишневская. Помню советского космонавта Елисеева, здоровый такой парень!..

— А Солженицын?

— Заходил тоже, но было это давно.

— Я вижу, у вас и советские газеты продают? А почему, скажите, многие номера несвежие?

— Вы знаете, это бедствие, мы ничего не можем поделать с «Аэрофлотом». По нашей просьбе было проведено расследование. И что же? В московском аэропорту газеты, подлежащие к отправке в США, лежат подолгу, на них никто не обращает внимания. Сейчас август, а к нам февральские журналы еще не приходили! Да и зачем читать трехнедельной давности новости?

— Оказывают ли влияние на вашу торговлю политические события?

— Может быть, вы удивитесь, но почти не влияют. «Холодная война» ведь долго длилась, а мы работали. Потом были «оттепели», снова «заморозки», а мы работали. Все равно без книги, без чтения, без новостей человек не может.

— Вы упомянули о «холодной войне». А были ли какие-то провокации против вас?

— Да, бывали. Антисоветские надписи делали на стенах магазина, стекла били. Последний раз такое случилось в дни чернобыльской аварии. По-видимому, это дело рук местных украинских националистов. Случилось и такое. В день труда, это профсоюзный праздник в Америке, у витрины магазина остановился сенатор. Его советник, по-видимому, из новоэмигрантов, нашептал, что в этом магазине можно купить шахматы, которые в лагерях и тюрьмах делают заключенные. Наши постоянные клиенты, те, конечно, в такое не поверят, а иной американец может и поверить, сославшись на мнение сенатора… А шахматы-то у нас хохломские — загляденье!

…О деятельности магазинов русской книги Камкина можно говорить много. Работа энтузиастов — распространителей наших книг в Америке вызывает сочувствие и уважение. Только вот почему-то я не встречал о них в нашей прессе подробных публикаций. Если упоминают, то вскользь. А зря. Как обстоят дела с американскими безработными, мы знаем хорошо, известно нам и то, что по центральному парку в Нью-Йорке нельзя ходить: негры нападут, ограбят (впрочем, я гулял, ничего, как видите, живой), и то, что нью-йоркское метро — самое опасное метро (ездил каждый день — прохладно, весело кругом, самодеятельные оркестрики играют, поют). Америка, конечно, разная. Какими глазами на нее посмотреть. И что захотеть увидеть. Если только «лицо ненависти», то это не по Камкину.

Август 1989 г.

— Русский язык для меня — все. Я не знаю, может быть, мои интонации вам кажутся старомодными, может быть, мое словоупотребление удивит кое-кого в Москве, словарь, которым я думаю и которым говорю. Но должна сказать, что никогда не могла утерять полнейшей связи с русским языком, то есть я вросла в этот язык. Меня совершенно не привлекает писать стихи или прозу по-французски, по-английски. Зачем это? Когда у вас выпустили в издательстве «Книга» Ходасевича, его «Державина», я не верила. Но вдруг по почте приходит эта книга от одного американца, который схватил ее в первый же день продажи, — я остолбенела. Я просто села на этот диван, где сейчас, сижу, и сидела минут пять, вероятно, не могла даже раскрыть книгу. Было что-то, может быть, извините, даже собачье, мне хотелось облизать обложку. Но я не сделала этого, а прямо открыла последнюю страницу и увидела тираж — 100 тысяч экземпляров. Это же немыслимо! Потом мне сказали, что книгу распродали в неделю. Я все забыла, не ела, не пила и целый день читала от первой страницы до последней, со всеми примечаниями Андрея Зорина, с его предисловием, он какую-то ошибочку или две нашел у Ходасевича, я и это прочла.