Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

Все говорит, старый, по рукам. С тебя, старый, две картины на холсте. Потом икону — две штуки, сюжет оговорим, три шкатулки, двое нард резных с инкрустациями, в резьбе вставки и рисунок. И шахматы. Фигуры из кости. Тут я аж заорал: как из кости! какой кости? Не из кости разве? — спрашивает, а у самого лицо от расстройства аж вытянулось. Да где ж я ее возьму, здесь же зона, а не фабрика игрушек? Хорошо, говорит, уговорил, из дерева, но тогда две штуки. По рукам — и тянет мне свою холеную, свою мягкую, как метелочка, ручку. Я машинально пожал ее. Так что за зубную щетку, пасту «Поморин» и мешок сушек пришлось мне горбатиться со страшной силой: две картины, две иконы, три шкатулки и два комплекта шахмат плюс нарды. Вот так бывает в жизни, братан.

Шкеры — брюки. Лепень — пиджак.

Пикассо рассказывал. Два «особика» на кухне варят суп. Забрасывают в кастрюлю картошку и решают еще закинуть туда для вкуса супчик из пакетов. С этой целью один из них с умнейшим видом говорит:

— Щас, Вася, хороший закинем, иностранный.

И достает пакет с кофе «три в одном».

— А это что, суп? — спрашивает Вася.

— Суп, суп, куриный. Видишь, птица нарисована.

— Какая-то странная птица, на курицу не похожа.

— Это, Вася, бройлерная птица. Суп из бройлерного цыпленка.

Разрывает пакет и бросает в варево. По кухне начинает распространяться запах кофе.

Сидят двое, пьют чай. Только что зашла передача. На столе пакет, в нем вперемешку конфеты и бульонные кубики. Заходит третий:

— Что, парни, попьем чифира? Попьем.

Заваривают, пьют. Один говорит вошедшему, показывая на конфеты: — Угощайся.

Угощается.

Пьют чифир, закусывают, как это водится, сладким. Тут гость и говорит:

— Ну, парни, конфеты у вас соленые — ужас! Хорошие, но соленые, зараза!

— А какие ты ешь?

— Да вот эти, в золотой обертке. — И показывает на бульонные кубики.

Как я похоронил прокурора. Во времена перестройки было у меня в Алма-Ате кооперативное кафе, самое лучшее в городе. И люди приличные заходили, и денег вдоволь. И захотелось мне «Волгу» ГАЗ-21. Купил, поставил около кафе. Однажды зашел ко мне некто. Поел, выходит, а сам такой мелкий, как сейчас помню, в пиджачке сереньком. Чья, спрашивает, показывая на «Волгу»? Ему и говорят: хозяина кафе.

— Надо же, — говорит мелкий, — я езжу на «пятерке», а он, хуй с горы, ездит на «Волге».

Я это услышал, кровь взыграла, я ему и говорю:

— Сам ты хуй с горы.

— Что сказал? — потемнев лицом, спрашивает мелкий.

— Что слышал, — говорю.

— Пожалеешь, — отвечает, а сам аж черный стал.

Меня уже понесло:

— Да пошел ты…

Мелкий ушел.

— Кто это? — спрашиваю.

— Прокурор города.

Проходит три дня, и прямо на дороге берут меня аж на трех машинах.

— Вы че творите, демоны?! — ору.

— Поехали, узнаешь.

Меня — в ИВС. Я упрашиваю следователя, звоню знакомым ментам, те приезжают, заходят:

— Извини, дорогой, ты сядешь, — говорят.

— За что? — кричу.

— Ты оскорбил прокурора города, и мы тебе ничем помочь не можем.

— Сигарет хоть принесите.

— Принесем.

Сигарет мне не принесли. Сижу. Шьют мне какое-то дело: недостачу и еще что-то. Я уже ко всем, к кому можно, обратился, кому только можно, позвонил.

Короче говоря, через три месяца вызывает меня следак:

— Я, — говорит, — даю тебе один день. Всего один день. Выпускаю тебя на сутки по подписке о невыезде. Делай что хочешь!

Я вылетаю из ИВС и бегу к своим. Мне говорят: есть одно место, откуда тебя не достанут, — тубклиника.

Срочно беру деньги, ложусь в эту клинику и лежу в ней полгода. Пережидаю.

И так случилось, что обращается ко мне за деньгами прокурор области. Очень они ему нужны были. Я его спрашиваю:

— Сколько тебе нужно?

— Три тысячи, — говорит.

Я даю ему двадцать пять и прошу: не надо возвращать деньги, сними ты, пожалуйста, прокурора города.

— За двадцать пять?! Он завтра работать не будет.

Сняли демона. Закрыли дело. Интересуюсь судьбой бывшего прокурора. Оказывается, устроился работать юрисконсультом в самую крутую в городе госорганизацию.

Ладно, проходит время. Сталкивает меня жизнь с женой Назарбаева, она в парламенте депутатом и чуть ли не спикером. Сделал ей кое-что и прошу, не может ли она снять с должности этого юрисконсульта. Нет проблем, говорит Назарбаева. Сняли. Прокурор еще в одно место сунулся, я его и оттуда сковырнул.

Вдруг однажды — звонок в дверь. Появляется у меня он. Понимаешь, сам пришел. Я его принял, стол накрыл. Сели, выпили.

— Что ты от меня хочешь?

— Понимаешь, — говорю, — я из-за тебя девять месяцев сидел.

— Но ты же бизнеса не лишился.

— А ты же живой сидишь передо мной.

— Так чего хочешь?

— Даю тебе пятьдесят два часа и хочу, чтобы ты уехал из города.

Конечно, через двое суток он не уехал, позвонил, попросил еще два дня. Через два дня все же уехал.

Прошли годы. Иду я как-то по Невскому проспекту, и вдруг навстречу мне он. И аж в лице переменился.

— Вы? — Голос дрожит, и по имени-отчеству меня. — Вы бизнесмен?

— Да, — говорю.

— А я на пенсии. Так как-то. Я уехал, как вы и сказали.

— А мне что. Живи себе. На что живешь?

— На пенсию.

Я вытащил штуки три в долларах, говорю, на, старик, живи.

Так история и закончилась. Еще через пару лет я снова вернулся в Питер и узнал, что он умер. Съездил на кладбище, а на могиле даже памятника нет, так, дощечка какая-то. Ну, и заказал ему памятник. Вот так я и похоронил прокурора.

— Дай почитать что-нибудь хорошее. Есть? — Сам толстый, лицо раскормленное, розовенькое, все время почесывает рукой ляжку. — А есть у тебя книга классная, «Дьявольские карты»? Знаешь про че? Короче, порнографическая книга. Еще там три рассказа, тоже порнографические, хорошие. Нет? Жаль.

2 апреля. Высокая комиссия приехала, понюхала и уехала. Мы остались. Все вернулось на круги своя. Опять, как вечерние ласточки, полетели бутылки из-за забора. А днем проглянуло солнышко и повылазили из всех щелей удивительные колхозные рожи. Щедра ты, матушка Россия, на человеческую красоту. И кто их делал? И чем их делали? И зачем их рожали матери? Мучились, страдали, кормили, выращивали — вырастили. Или и матери у них такие же? Тайна, загадка, туман.

Один вроде бы неглупый, серьезный, лет под тридцать, парень колет сложную татуировку от горла до кисти руки хитрыми заморскими узорами. Зачем, спрашиваю?

— Как в фильме «От заката до рассвета».

Голос при этом серьезный, вид гордый. Парню под тридцать лет… Даже и сказать нечего. Господи, прости ты душу мою грешную, откуда же столько долбоебов?!

Сын по телефону — папа, мне без тебя плохо. Я скучаю. ААА!!!

28 мая. Раз… и нарисовался Пикассо. Ходит, скрипит ботинками. Новыми, мною ему подогнанными. Новостей хороших нет, но есть куча историй.