Василий Зеньковский - Дети эмиграции. Воспоминания

«Я рвался на фронт отомстить за поруганную Россию. Два раза убегал, но меня ловили и привозили обратно. Как я был рад и счастлив, когда мать благословила меня».

«Мне было 12 лет. Я плакал, умолял, рвался всей душой, прося брата взять меня с собой, и когда мои просьбы не были уважены, решился сам бежать на фронт защищать Россию, Дон».

«Я одиннадцатилетний мальчик долго ходил из части в часть, стараясь записаться в полк».

«Мне было 11 лет, я был записан в конвой, одет в форму, с маленьким карабином за плечами… Встретил старого генерала, хотел, как всегда, стать во фронт, но поскользнулся и упал, ударившись спиной о затвор».

«Я кадет 2-го класса поступил в отряд, но, увы, меня назначают в конвой Главнокомандующего».

«В скором времени мне удалось уйти из дома и поступить в один из полков… Но после трех месяцев боевой жизни меня отыскали родители и заставили поехать в корпус».

«Видя родину в море крови, я не мог продолжать свое прямое дело — учение, и с винтовкой в руках пошел я с отрядом белых биться за честь и благо России».

Вот свидетельство сестер, возраст братьев неизвестен.

«Коля тогда был еще совсем мальчик, но и то пошел сражаться за родину и мама ему позволила».

«Папа и мама просили его остаться, так как он был еще мальчиком. Но ничто не могло остановить его. О, как я завидовала ему… Настал день отъезда. Брат радостный, веселый, как никогда, что он идет защищать свою родину, прощался с нами. Никогда не забуду это ясное, правдивое лицо, такое мужественное и красивое… Я видела его в последний раз».

Надо, однако, считать приводимую мной цифру участия детей в рядах белых армий недостаточной, т. к., во-первых, все же возможны неупоминания (есть сочинения, представляющие чистые рассуждения), во-вторых, для настоящей работы важно не участие в рядах армии, а участие в активной борьбе, хотя бы и в течение короткого периода или в виде единичного эпизода, но неупоминания об этом могут встречаться чаще. Формы этой внеармейской борьбы разнообразны. Это и борьба целых станиц, рассказы о которой многочисленны, и партизанские отряды, и индивидуальные действия, и даже белые ученические организации. Вот свидетельства самих авторов:

«Образовались партизанские отряды, в которые пошла исключительно молодежь».

Мальчик-казак, оставшись при большевиках в станице, сообщает о своем «занятии»:

«Я утаскивал целые ящики (с патронами) и спускал под яр в балку».

«В *** собрался кружок молодежи, работавшей против большевиков. Приходилось осторожно пробираться по городу и расклеивать прокламации против большевиков, подкупать красноармейцев у чрезвычаек и доставлять возможность бегства офицерам».

Таким образом, вышеуказанная мной цифра нахождения в армии должна быть значительно увеличена.

Вот весь тот цифровой материал, который удалось извлечь из детских сочинений.

Но прежде чем переходить к дальнейшему изложению, необходимо остановиться на одном вопросе: каково было отношение детей к заданной им работе, насколько добросовестно они к ней отнеслись и, наконец, насколько для них самих выполнение ее явилось удовлетворением какой-то внутренней потребности? На все эти вопросы мы должны со всей определенностью ответить утвердительно. В значительной своей части воспоминания детей обратились в исповеди. Дети не щадят в них ни родителей, ни начальников, ни больше всего самих себя. Часто это покаяния, в которых они бестрепетно, хотя и с болью и с горечью, обнажают тяжкие душевные раны. Авторы стремятся быть объективными и, где для этого есть возможность (очень редко), охотно примирительно отмечают все случаи, где есть основание отозваться хоть сколько-нибудь положительно о тех, кто их преследует или хотя бы выполняет это преследование. Вот примеры:

«Конечно были и среди них хорошие, которые останавливали их, но таких было очень мало».

«Эти большевики (занявшие квартиру родителей девочки) были очень вежливые: вечером, когда они приходили, то они снимали сапоги и говорили тихо, чтобы нам не мешать».

«Ушли, ничего не взяв, хоть и видели у мамы кольца, а у папы серебряный портсигар».

«Большевики спрашивали меня: „Где твой папа?“ Но я говорила, что я не знаю, где мой папа, тогда они поставили меня к стенке и хотели убить меня. Тогда пришел еще один большевик и сказал: „Зачем вам мучить девочку, может, она и не знает ничего?“»

«Настал вечер, но никто к нам не приходил и не приносил есть (два мальчика, братья заключены в тюрьму за попытку уехать к отцу за границу); солдат (красноармеец) принес ужин: по селедке и по пол хлеба. Мы просили его нам продать хлеба, он нам дал свою порцию и попросил у товарища пол его порции и отдал нам, мы ему давали денег, но он не взял их. Он рассказал, что не по своей воле служит, а что его заставили».

«Их повезли в крепость Кронштадт… Но жена дяди спасла его… дала взятку и хлеб матросам и они отпустили дядю, переодели его и спасли».

Вот почти все, что мне удалось найти во всех сочинениях.

Два раза встречаются упоминания о помощи красным солдатам и советскому правительству (первый раз участниками белой армии). Дети не скрывают и не уклоняются от рассказов — это видно по ходу сочинения — от описания случаев освобождения родителей из тюрем, иногда с предположительным объяснением — «сжалились»; передают они и о семейных драмах.

«Меня взяли от отчима и матери и тяжело мне было жить с отцом и сильно притесняла мачеха».

Девочку взяли к себе родные.

«Хоть нехорошо, но все-таки я помню, как сладко мне было жить у моих других родителей».

Этим исключительно серьезным и ответственным подходом к заданной теме объясняется и то, что есть среди них и откровенно протестующие против темы, есть делающие то же под каким-нибудь предлогом, есть и прямо отказывающиеся писать, ссылаясь на запамятование, несмотря на нахождение в старшем классе.

«Воспоминания эти настолько неприятные, что писать о них нет никакой охоты. К тому же, для того, чтобы даже вкратце описать все пережитое за три года, понадобится много времени, поэтому скажу только, что пережитое мною за три года революции вполне было достаточно, чтобы стать ее противником» [25] Это все сочинение. .

«Какие могут быть воспоминания у ребенка» [26] Пишет юноша. .

«Я был маленький и ничего не помню» [27] Пишет мальчик 14 лет. .

Если бы эти дети не серьезно подходили к работе, то проще бы было кратко перечислить общеизвестные события, что некоторые хотя и редко, но делают. Есть и такие, которые с чрезвычайной добросовестностью, опустив какой-нибудь часто и не очень значительный факт, в сносках или postscriptum'ax его восстанавливают. Такой характер сочинений — характер то тщательного и добросовестного свидетельского показания, то честной, горячей и горестной исповеди; их открытая доверчивость — по справедливости дающая право на чувство законной гордости руководителям школ, которым они безбоязно отдали свои исписанные признаниями листы, — вместе с тем налагает серьезную и тяжелую ответственность на тех, кто выносит сочинения детей за пределы родной им школы, — на всех их использующих до читателей изложения этих сочинений включительно.