Ким Филби - Неизвестный Филби

Я чувствовал себя одураченным. Для того чтобы Вилли отключился, даже не потребовалось снотворной таблетки. Ну да ладно, надо было заниматься сейфом! Там лежали не распакованные канцелярские товары, кое-что из конторских принадлежностей, а также лоток с одним-единственным листком бумаги. Наконец-то передо мной был секретный документ. Но возбуждение вскоре сменилось горьким разочарованием. Документ, адресованный в Министерство иностранных дел, представлял собой запись беседы британского посла в Италии с кем-то из иностранных дипломатов в Риме о советской внешней политике. Подобно большинству таких отчетов (в чем я имел возможность убедиться впоследствии), сей документ блистал удручающей обыденностью. А последнее предложение являло собой столь яркий образец старомодного дипломатического стиля, что врезалось мне в память: «Царский орел смотрел в две стороны, а советская звезда указывает сразу в пяти направлениях и вращается к тому же от любого дуновения ветра». Я осторожно положил документ на место. Вилли по-прежнему храпел. Оставив ему какую-то легкомысленную записку, я в мрачном настроении сел в автобус и поехал домой.

Мой отчет о проведенной операции встревожил Отто. Он без всякого интереса выслушал содержание беседы британского посла в Риме. Гораздо больше его обеспокоила та легкость, с какой прошла операция. Уверен ли я, что Вилли действительно спал? А может, это была уловка? Мои заверения его не убеждали. Он настоял, чтобы я внимательно следил за Вилли во время нашей следующей встречи и сообщил в подробностях любые изменения в его поведении. В те годы большинству иностранцев было свойственно преувеличивать коварство англичан, и в этом смысле сотрудники советских спецслужб не были исключением. Озабоченность Отто напомнила мне о случае, когда Тео вполне серьезно допытывался, действительно ли умер Лоуренс [20] Томас Эдуард Лоуренс (Lawrence; 1888–1935), известный как Лоуренс Аравийский — английский археолог, путешественник, военный и исследователь Арабского Востока. В период службы в британской армии (1914–1919) возглавлял восстание арабов против Турции (которая являлась союзником Германии в Первой мировой войне). — Примеч. пер. , и не хотел принимать на веру мой утвердительный ответ.

Вскоре я начал уставать от общения с Вилли. В профессиональном смысле мы мало что от него получали, а в личном плане это вызывало раздражение. Гомосексуальность Вилли никак в отношении меня не проявлялась. Но, контактируя с ним, я неизбежно сталкивался с его друзьями, которых предпочел бы не видеть. Именно из-за этих личных, а не оперативных соображений я предложил Отто передать Вилли на связь Бёрджессу. Тот согласился и поручил мне свести их.

При этом, однако, мне предстояло выполнить одно условие: Бёрджесс не должен знать о цели встречи. Эту пустячную оговорку я мог объяснить только тем, что Москва с прицелом на будущее надеялась убедить каждого из нас в том, что другой не ведет разведработы. Такая мера предосторожности показалась мне бессмысленной, о чем я сказал тогда же Отто. Опасность могла возникнуть лишь в том случае, если бы кто-то из нас вдруг переметнулся в другой лагерь, но тогда сало из огня все равно не вытащишь. И действительно, как видно из дальнейшего повествования, из-за этой мелочи чуть не сорвалась вся операция.

Я устроил коктейль, включив в число приглашенных Вилли и Бёрджесса. Представив их друг другу, я, каки подобает образцовому хозяину, принялся курсировать от гостя к гостю. Вскоре из угла, где находились Бёрджесс с Вилли, послышались возбужденные голоса: там явно было что-то не в порядке. Я перехватил взгляд Бёрджесса, и он ринулся ко мне.

— Кто этот молодой самоуверенный идиот, который мнит себя великим знатоком Пруста? — громко спросил он.

Я ответил, что не могу ничего сказать ни о самоуверенности собеседника Бёрджесса, ни о Прусте, но Вилли не идиот. Он занимает важную должность в Военном министерстве.

— Ого, — произнес Бёрджесс и потопал назад к Вилли.

Ситуацию удалось спасти. Еще до того, как уйти с коктейля, они договорились о новой встрече.

Хотя тесная связь с Вилли и была прервана, я старался не терять его из виду. Он был членом клуба «Джуниор Карлтон» и дружил с пожилым бизнесменом по имени Стаффорд Тэлбот. Семейство Тэлботов торговало с царской Россией и в результате революции лишилось всех своих инвестиций. Тэлбот еще в 20-е годы основал издание под названием «Англо-русская торговая газета», целью которой первоначально являлась защита интересов британских кредиторов России. К середине 30-х годов их надежды на возвращение своих капиталовложений почти полностью испарились, однако газета продолжала печатать новости и обсуждать перспективы англо-русской торговли. Под влиянием выпитых стаканов ячменного отвара Тэлбот пускался в откровения, и, хотя ничего сверхважного не сообщал, Отто в целом устраивала исходившая от него информация. Но еще более интересными были намеки Тэлбота на то, что он намеревается основать аналогичное издание, посвященное вопросам англо-германской торговли.

Тем временем «Обзор обзоров» уже дышал на ладан. Зимой 1935/36 годов его поглотило издательство «Чатто энд Уиндас», возглавляемое Верноном Бартлеттом. И хотя газета продолжала выходить ежедневно, мне уже стало абсолютно ясно, что работа в ней — пустая трата времени. Отто предложил мне попытаться перейти к Тэлботу, отрекомендовавшись специалистом по германским проблемам. Время для этого было самое что ни на есть подходящее. Весной 1936 года Тэлбот окончательно решил дать ход своему германскому проекту и предложил мне стать редактором нового журнала, если он, конечно, вообще появится на свет. А пока он попросил оказать ему помощь в переговорах с германскими властями и заинтересованными британскими фирмами. Он считал, что, хорошо владея немецким языком, я мог бы вести вспомогательную работу в Берлине, в то время как он займется обработкой своих связей в Сити. Нам обоим, конечно же, придется вступить в Англо-германское общество; его фирма будет оплачивать членские взносы и все ужины, которые, как мы полагали, придется давать. Руководство «Чатто энд Уиндас» без труда отпустило меня.

Отто со счастливой улыбкой воспринял эту весть. Наконец у нас начало что-то получаться.

— Вот видите, — произнес он, — а вы чуть было не впали в отчаяние. Сколько нам пришлось ждать? Два года! Могло быть и десять!

Да, у нас, действительно, стало кое-что получаться. Тома Вилли или милых ориенталистов из Общества Средней Азии трудно было воспринимать всерьез. Что же касается Англо-германского существа и Берлина, то там я получал возможность напрямую общаться с непосредственным противником и его британскими приспешниками. Но для меня — и в личном, и в профессиональном плане — самым важным было появление четко определенной цели: развитие неофициальных отношений между Британией и Германией. С германской стороны неофициальное смыкалось с официальным, поскольку большинство немцев придерживалось нацизма. Ну что же, тем лучше.