Алексей Карпов - Ярослав Мудрый

Воплощением возросшего могущества Черниговского княжества и возросших политических амбиций черниговского князя должен был стать великолепный пятиглавый каменный собор, посвященный Спасу. Этот огромный храм (его площадь 33,2Х22,1 м) был богато украшен орнаментальными поясами снаружи и фресками внутри. Само его посвящение ставило Чернигов едва ли не выше Киева с его главным храмом Пресвятой Богородицы Десятинной. Полагают, что князь Мстислав строил церковь в течение нескольких лет и привлек для этого выдающихся архитекторов своего времени - по всей вероятности, греков, представителей константинопольской школы. (Помимо прочего, это лишний раз свидетельствует о его добрых отношениях с правителями Империи.) «…Храм строили зодчие, знакомые с последними достижениями константинопольского искусства и прекрасно ориентированные в том запасе приемов и композиций, который предоставляла история византийской архитектуры, - пишет современный исследователь. - Таковыми в XI столетии моги быть столичные (константинопольские. - А. К) мастера… Вся эта выразительность архитектурных форм… - черты византийской столичной архитектуры. Больше ни в одном памятнике Киевской Руси XI-XII столетий они не выступят так ясно и полно»67.

По-видимому, храм начали возводить еще в первой половине 30-х годов XI века. Однако завершить строительство Мстислав не успел. По свидетельству летописи, ко времени его внезапной кончины стены церкви поднялись на такую высоту, что можно было, стоя на лошади, дотянуться до них рукой («яко на кони стояще, рукою досящи»). Это высота четырех - четырех с половиной метров. Как отмечают исследователи, на такой высоте по зданию, действительно, проходит шов, который свидетельствует о перерыве в строительстве, наступившем после смерти Мстислава68. (Храм был достроен несколько позже, но едва ли много позднее середины XI века. Это позволяет считать его древнейшим сохранившимся до нашего времени памятником древнерусской архитектуры.)

… И все же сравняться с Киевом Чернигову было не суждено. Князь Мстислав умер в самом расцвете сил, внезапно: смерть настигла его не на поле сражения, но во время княжеской забавы - на охоте. «Мстислав изыде на ловы, разболелся и умре, - свидетельствует летописец. - И положили его в церкви у Святого Спаса, которую сам заложил…» Каких-либо подробностей на этот счет летопись не сообщает, и остается гадать, подвергся ли князь нападению свирепого зверя или же нечаянно простудился и оттого умер - и то и другое было в древней Руси не редкость. Врачи оказались бессильны, да и что моги поделать они в те времена, когда надежных средств борьбы с воспалительными процессами и заражением крови не существовало и всякая более или менее серьезная болезнь или рана таили в себе неотвратимую угрозу для жизни. Нетрудно представить себе, как горько было сознавать князю Мстиславу на смертном одре, что он умирает бездетным, не оставляя наследника, и что все его княжество неизбежно должно присоединиться к владениям его брата.

Позднейший московский книжник, современник царя Ивана Грозного, составлявший летописную Степенную книгу царского родословия, с большим неодобрением повествовал об этой кончине благочестивого черниговского князя, казавшейся ему неприличной для православного государя: «И аще тако добродетелен бе, но обаче тогда по древнему обычаю упразднился изыти на позорную ловитву, иже бяше таковое позорование отречено есть христианом… Разумно же да будет, яко нашея ради пользы тако случился конец толику удачу и добродетельну князю: Бог судитель праведен - да и прочии не дерзают на позорныя ловитвы»69. Но эти нравоучительные сентенции, разумеется, обращены

к современникам летописца, жившим в XI столетии. Древняя Русь совсем иначе смотрела на обычай княжеской «ловитвы», которая считалась делом не менее достойным, чем, например, война. Так, внук Ярослава Мудрого князь Владимир Мономах в своем знаменитом «Поучении» приравнивая свои подвиги во время охоты к воинским и гордился теми и другими в равной мере. Охота была занятием далеко не безопасным и требовала от князя большого искусства, незаурядной физической силы, ловкости, осторожности, выносливости, отваги - словом, всех тех качеств, которые отличали умелого воина на поле брани. «А се в Чернигове деял есмь, - делился своим богатым опытом Мономах, - коней диких своими руками связал есмь в пушах 10и 20 живых… тура два меня метали на рогах и с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, а другой рогами бода; вепрь мне на бедре меч отнял, медведь мне у колена подкад укусил; лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною поверже. И Бог неврежена меня соблюде…» 70. Мстислав оказался менее удачлив. Но он принял смерть, во всяком случае, достойную князя и достойную своего славного имени.

Автор «Повести временных лет» датирует его кончину 1036 годом71, и эта дата находит косвенное подтверждение в византийских источниках72. Смерть брата стала еще одним, может быть даже самым важным, поворотным событием в судьбе князя Ярослава Владимировича. Вся Русская земля, держава его отца Владимира Святого, объединилась наконец под его властью. Чернигов, Тьмуторокань, все Левобережье Днепра, включая отдаленные земли Северо-востока Руси, все находившиеся прежде во владении Мстислава, отошли к нему. «По сем же переял власть его (Мстислава. - А. К) Ярослав, и бысть самовластец Русской земли», - свидетельствует летописец. Слово «самовластец» (в других списках стоит: «самодержец» или «единовластец») есть перевод греческого «автократор»: так в Византии и на Руси называли правителя, единовластно распоряжавшегося своим государством и не делившего власть ни с соправителем, ни с соперником, ни с каким-либо узурпатором престола. Ярослав и стал таким «самовласщем», каким был его отец, влаевший всей Русской землей, «от края и до края». (Остававшееся независимым Полоцкое княжество было не в счет: оно не входило в состав державы Владимира и было выделено им в особое княжение; Ярослав не имел на него никаких прав.) Более того, именно после присоединения державы брата к Ярославу, по всей видимости, перешел и титул кагана, которым по обычаю владели правители Тьмуторокани и который носил его отец, «великий каган» Владимир. А это, несомненно, значительно повышало статус князя и в его собственных глазах, и, главное, в глазах его соседей.

Так Ярослав полностью вернул себе все, чем когда-то вынужден был поступиться ради сохранения мира и собственной власти. Полоса неудач, поражений, унизительных территориальных уступок завершалась. И, главное, у Ярослава вполне доставало сил для того, чтобы с наибольшей пользой распорядиться полученными землями, утвердить в них свою власть. Он стал «самовластцем» не в результате кровопролитной междоусобной борьбы, но в результате стечения обстоятельств, не поспособствовав лично смерти своего брата, но лишь проявив терпение и выдержки. А значит, владения брата воистину были ниспосланы ему свыше, дарованы не людьми, но Богом - именно так, а не иначе, должны были воспринимать происходившее его современники, да и он сам.