Владлен Логинов - В.И. Ленин. Полная биография

В большевистском ЦК были более осторожны. Некоторым его членам казалось, что идея «компромисса» все еще вполне реальна. 13 сентября ЦК поручил выработать декларацию для совещания Троцкому, Каменеву, Сталину, Милютину, Рыкову. И в тот же день в «Рабочем пути» публикуется статья Зиновьева «Наша победа и наши задачи». Эмиль Кальске, у которого он жил тогда, пишет, что именно в это время Григорий Евсеевич не раз встречался на квартире у Никандера Кокко с Рыковым и Сталиным. А стало быть, есть основания предполагать, что статья 13 сентября выражала не только личное мнение Зиновьева 1229.

«Главный вопрос, который стоит сейчас перед каждым революционером, – говорилось в статье, – заключается в том, существуют ли еще и сейчас какие-нибудь шансы на мирное развитие революции и что нужно сделать, чтобы эти шансы усилить? И тут-то надо себе сказать: если существуют, то только в том случае, если между рабочим классом, окончательно пошедшим за нашей партией, и массой мелкобуржуазной демократии, идущей за эсерами и меньшевиками, состоится известный компромисс, известное соглашение… И открывающееся на днях Всероссийское демократическое совещание могло бы еще открыть путь для такого мирного исхода». А в подкрепление этой позиции «Рабочий путь», не печатавший после 6 сентября ни одной ленинской статьи, публикует 14-го за его подписью работу «Один из коренных вопросов революции», написанную 7 или 8-го, в которой говорилось о возможности «мирного, спокойного» перехода власти к Советам.

Трудно сказать, успел Ленин прочесть эти газеты или нет, но именно 13 и 14 сентября он пишет два письма: первое – Центральному Комитету, второе – ЦК, ПК и Московскому комитетам партии.

В своих письмах Ленин исходил из того вывода, который он сделал в начале сентября. Вывода о том, что после корниловщины Россия сделала новый рывок к углублению революции. Фактически – к новой революции. И с этой точки зрения, оглядываясь назад, «ясным становится, – отмечает Владимир Ильич, – что виной и ошибкой большевиков была недостаточная революционность их тактики, а никак не чрезмерная революционность, в коей нас обвиняют филистеры» 1230.

Несомненным фактом является то, что крах корниловщины дискредитировал в глазах народа саму идею коалиции революционной демократии с буржуазными элементами. А это в принципе изменило роль и место в политической жизни Советов как главных выразителей воли народа.

Фактом является и то, что большевики, пойдя на крайние уступки, предложили соглашательскому руководству Советов взять всю власть в свои руки. И «величайшей ошибкой было бы думать, – пишет Ленин, как бы отвечая Зиновьеву, – что наше предложение компромисса еще не отвергнуто, что Демократическое совещание еще может принять его» 1231.

Что касается самого совещания, то следует исходить из того, что «в нем не представлено большинство революционного народа… Это совещание меньшинства народа – нельзя забывать этой очевидной истины». Так что же – разогнать его? Нет. Надо лишь определить тактику поведения в нем, а главное – понять, что основная арена политической борьбы переместилась из любых «представительных учреждений» в массы. Поэтому, даже если бы совещание «объявило себя перманентным и суверенным парламентом революции, все равно оно ничего не решает: решение лежит вне его, в рабочих кварталах Питера и Москвы» 1232.

«Мы должны на Совещании, – предлагает Ленин, – немедленно сплотить фракцию большевиков, не гоняясь за численностью, не боясь оставить колеблющихся в стане колеблющихся… Мы должны составить краткую декларацию большевиков, подчеркивая самым резким образом неуместность длинных речей, неуместность “речей” вообще, необходимость немедленного действия для спасения революции, абсолютную необходимость полного разрыва с буржуазией, полного смещения всего теперешнего правительства…

Прочтя эту декларацию, призвав решать, а не говорить, действовать, а не писать резолюции, мы должны всю нашу фракцию двинуть на заводы и в казармы: там ее место, там нерв жизни, там источник спасения революции, там двигатель Демократического совещания». И там «в горячих, страстных речах разъяснять нашу программу и ставить вопрос так: либо полное принятие ее Совещанием, либо восстание. Середины нет. Ждать нельзя» 1233.

Ленин формулирует три непременных условия успешности восстания. Первое и второе – очевидны: «Восстание должно опираться на революционный подъем народа», оно должно «опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс». Но «народ» и «пролетариат» – достаточно сложные и неоднородные величины. Это не статисты исторической драмы, дружно шагающие в ногу по указке вождей.

Поэтому третье условие успеха состоит в том, что для восстания необходимо избрать «переломный пункт в истории». Это такой момент, когда выступления наиболее сознательной и решительной части народа достигают наивысшей активности и размаха, а симпатии к вооруженному восстанию со стороны колебавшихся «друзей революции» резко усиливаются. Вот тогда руководители восстания и должны приложить все усилия к тому, чтобы выступление не вылилось в стихийный взрыв, как это случилось в июле, а было направлено на вполне осознанное и продуманное взятие государственной власти 1234.

Как это может выглядеть на практике? Ленин набрасывает примерную иллюстрацию: организовать штаб восстания, связать с ним все заводы и воинские части, мобилизовать вооруженных рабочих, арестовать правительство, генеральный штаб, блокировать верные им подразделения, юнкерские училища, окружить Александринку и т. д. и т. п. «Все это примерно, конечно, лишь для иллюстрации…» – подчеркивает Ленин. «Вопрос идет не о “дне” восстания, не о “моменте” его в узком смысле. Это решит лишь общий голос тех, кто соприкасается с рабочими и солдатами, с массами».

А поскольку большевики – делегаты с мест уже съехались в Питер, «наша партия теперь на Демократическом совещании имеет фактически свой съезд…». Необходимо обсудить на нем все указанные вопросы, «чтобы задачу сделать ясной для партии: на очередь дня поставить вооруженное восстание в Питере и в Москве (с областью), завоевание власти, свержение правительства». Именно эти вопросы и именно «этот съезд решить должен (хочет или не хочет, а должен) судьбу революции» 1235.

По своим каналам связи – через Смилгу – Владимир Ильич пересылает оба письма Марии Ильиничне Ульяновой. Она размножает их на машинке и по десять экземпляров отдает секретарю ЦК Елене Стасовой.

Появляясь в Смольном, члены ЦК «заходили в секретариат, – рассказывает Елена Дмитриевна, – где я передавала им это письмо. Когда я вручила письмо А.С. Бубнову, он, прочитав его, сказал, что я должна уничтожить все экземпляры письма.