Владлен Логинов - В.И. Ленин. Полная биография

В эти дни состоялся и разговор Троцкого с Лениным (видимо, по телефону), в котором он изложил мотивы своего отказа. Заместитель у председателя СНК должен быть один, полагал Троцкий, причем постоянный и освобожденный от других постов. А существование «коллегии замов», каждый из которых несет множество других функций – наркомов, а уж тем более совмещение поста председателя ВСНХ, он считает совершенно нецелесообразным.

Владимир Ильич заметил, что ни о каком кураторстве ВСНХ или другого хозяйственного ведомства речь не шла, и он предполагал отдать под наблюдение Троцкого прежде всего Наркомпрос. Но коли Лев Давыдович не хочет, Владимир Ильич «против моего желания не станет предлагать меня в замы». В принципе же он согласен, что вопросы структуры органов управления и подбора кадров действительно нуждаются в серьезном изучении и обсуждении. Так изложил суть беседы Троцкий 2144.

Можно полагать, что такая версия имела под собой реальные основания. Именно в это время в Наркомпросе обострился конфликт между Луначарским и комфракцией профильного профсоюза, которая обвинила его в полном развале всей школьной работы. Дело дошло до того, что комфракция обратилась в ЦК партии с просьбой заменить Луначарского Троцким, чтобы он «железной рукой» навел порядок в школьном деле.

Очевидно, что предлагать Троцкому опекать ВСНХ, который уже курировали по линии СНК такие «крепкие хозяйственники», как Цюрупа и Рыков, Владимир Ильич не мог. Не мог он, в дополнение к наркомвоену, предлагать и пост наркома просвещения. А вот в качестве зампреда СНК заниматься проблемами культуры, образования и просвещения, которым Ленин придавал первостепенное значение, – это вполне могло иметь место.

Надо сказать, что любой самый простой вопрос, если его политизировать, а тем более перенести в сферу личностных отношений, может приобрести скандальный, а главное – тупиковый характер. Поэтому даже к самым искренним свидетельствам участников тех или иных интриг или склок сам Ленин относился весьма критически. Мария Ильинична справедливо написала о Владимире Ильиче: «Дело было для него на первом плане, личное он умел подчинять интересам дела…»

И она подробно характеризует отношение Ленина к Троцкому и Сталину: «На одном заседании ПБ Троцкий назвал Ильича “хулиганом”. В.И. побледнел, как мел, но сдержался. “Кажется, кое у кого тут нервы пошаливают”, что-то вроде этого сказал он на эту грубость…

Симпатии к Троцкому и помимо того он не чувствовал – слишком много у этого человека было черт, которые необычайно затрудняли коллективную работу с ним. Но он был большим работником, способным человеком, и В.И., для которого, повторяю, дело было на первом плане, старался сохранить его для этого дела…

Чего ему это стоило – вопрос другой. Крайне трудно было поддерживать равновесие между Троцким и другими членами ПБ, особенно между Троцким и Сталиным. Оба они – люди крайне честолюбивые и нетерпимые. Личный момент у них перевешивает над интересами дела… Авторитет В.И. сдерживал их, не давал этой неприязни достигнуть тех размеров, которых она достигла после смерти В.И. Думаю, что по ряду личных причин и к Зиновьеву отношение В.И. было не из хороших. Но тут он опять-таки сдерживал себя ради интересов дела» 2145.

Все это Мария Ильинична написала предельно лаконично и точно. А вот ее соображение относительно того, что предложение Троцкому стать зампредом СНК, сделанное Лениным 11 сентября, носило «характер дипломатии», вызывает сомнения, ибо переносит вопрос в столь неприятную для Владимира Ильича зыбкую сферу интриг. А ее сделанное тут же указание на то, что за время ленинской болезни Зиновьев так ни разу и не появлялся в Горках, фактически неточно 2146.

Все, видимо, было и проще и сложнее. Именно после консилиума 11 сентября Владимир Ильич убедился в том, что работать в прежнем режиме не сможет и что надо укреплять СНК. Сама Мария Ильинична там же пишет, что по отношению к Троцкому Ленин стремился «сделать возможным дальнейшую совместную работу с ним». Поэтому и написал он в этот день указанное письмо. Троцкий отказался?! Что ж, насильно на такие посты не назначают. Вот и все.

Ленин думал только о деле и не до «дипломатии», а говоря проще – не до интриг ему было. Как говорят в таких случаях – «не царское это дело». Вот сентябрьская запись врача Алексея Михайловича Кожевникова: «В.И. видит, что он еще недостаточно поправился не только для большой работы, но даже не уверен, что сможет ее нести в том размере, как это было выработано. Сомневается В.И. и в том, что сможет выступить с большой речью на конгрессе Коминтерна» 2147.

В связи с предстоящим конгрессом Ленин 18 сентября пишет Зиновьеву: «Насчет докладчика я согласен условно: 1) Троцкий должен быть тоже для замены (и для самостоятельного доклада); 2) я вправе надуть, но только если здоровье или дела не позволят» 2148.

Он думал только о деле. Поэтому все те дни, когда происходили описанные выше события, он и занимался только делом, а не выяснением отношений. Именно в эти дни его беспокоит ход переговоров Красина с Лесли Уркартом, завершившихся как раз 9 сентября подписанием в Берлине предварительного концессионного договора. Изучив его и сопоставив с выводами комиссии И.К. Михайлова, обследовавшей сдававшиеся в концессию предприятия Урала и Алтая, Владимир Ильич 12 сентября направляет письмо Сталину с просьбой «довести это до сведения членов Политбюро».

«Прочитав договор Красина с Уркартом, – пишет Ленин, – я высказываюсь против его утверждения». Его беспокоит ряд пунктов. И прежде всего пункт о финансировании советским правительством работ по восстановлению предприятий, разрушенных в годы Гражданской войны. Уркарт принимал самое активное участие в финансировании интервенции против Советской России. Комиссия Михайлова доказала, что «в разрушениях виноваты не мы, а иностранцы. И мы же будем платить!!»

С самого начала концессии замышлялись как один из способов восстановления народного хозяйства. Но если заводы, шахты, рудники надо восстанавливать самим, за свой счет, то иностранные концессии во многом утрачивают свой смысл. И этот договор создает на будущее прецедент, «наверное и непременно будет прецедентом. Фактически так сложится непременно и невзирая ни на какие словеса и заверения». Суть дела в том, пишет Ленин, что, «обещая нам доходы через два или три года, Уркарт с нас берет деньги сейчас. Это недопустимо… Это кабала и грабеж» 2149.

18 сентября вернувшийся из Берлина Красин приехал в Горки. Они беседовали долго – 2,5 часа. Кожевников записал: «По-видимому, В.И. несколько взволновало при свидании с Красиным обсуждение одного вопроса о концессии». Но переубедить Ленина Леонид Борисович так и не смог. В этот день Владимир Ильич написал Зиновьеву: «Насчет Уркарта я отказываюсь от своих колебаний», то есть выступаю решительно против такой концессии.