Рюдигер Юнгблут - BMW: история семьи Квандт, возродившей компанию

Намного сильнее, чем война, Гюнтера Квандта беспокоила революция, которую спровоцировал военный крах. Берлин сотрясали демонстрации и уличные бои, забастовки и попытки путчей — для Квандта, как для человека порядка, это было ужасно: «Наше отечество стояло на пороге хаоса». Тот факт, что социал-демократы привнесли «немного порядка в государственность», фабрикант воспринял со смешанными чувствами.

Первая мировая война принесла смерть 10 миллионам человек, 20 миллионов были ранены и изувечены. Но семье Квандт повезло: все ее члены пережили невзгоды. Гюнтер Квандт всю войну занимался организацией фронта. «Мировая война не потребовала от меня и моей семьи жертв и крови», — написал он десятилетия спустя в своих воспоминаниях. Однако, сидя в военные годы в имперском министерстве экономики, он должен был, по собственному признанию, «работать, не щадя сил и времени». «Однако по сравнению с другими, кто проливал свою кровь и отдавал жизнь, я вышел из ситуации сравнительно хорошо», — писал впоследствии Квандт.

Это честное признание, хотя формулировка «вышел из ситуации хорошо» реального положения дел не отражает. Правда состоит в следующем: мало кто в Германии получил такие прибыли от Первой мировой, как производитель обмундирования Гюнтер Квандт. Еще до войны Эмиль Квандт, чтобы экономить на налогах, перевел большую часть своего состояния на детей. В качестве поставщиков армии сыновья Квандт благодаря войне увеличили свое наследство во много раз: зажиточный провинциальный фабрикант превратился в богатого человека. И это не все. Квандт установил важные связи в других отраслях промышленности и в госаппарате, которые он мог и хотел использовать для наращивания своего богатства и влияния.

К концу войны промышленник и не думал о том, чтобы вернуться в провинцию. Жизнь в Берлине ему давно нравилась. Фабриками в Притцвалке и Виттштоке теперь должны были заниматься братья и шурин, а у Гюнтера были другие планы. Эмиль Квандт, правда, всегда советовал сыновьям быть скромными: «В бизнесе старайтесь не выходить за пределы своих технических, коммерческих и финансовых возможностей, и будете счастливы!» Но отец был по натуре консерватором, а его сын, напротив, стремящимся к экспансии новатором.

Гюнтер Квандт сделал карьеру в империи, но и после основания Веймарской республики он не порвал связей с министерской бюрократией. По окончании войны он три года работал в имперском министерстве экономики, руководил там на общественных началах отделом искусственной шерсти и возглавлял управление по текстильной промышленности. Так он поддерживал контакт с руководством страны и был наилучшим образом информирован о возможных изменениях в законодательстве.

Если в ноябре 1918 года могло показаться, что дни частного предпринимательства в Германии сочтены, то довольно скоро фабрикант Квандт совершенно успокоился. До провозглашенного советом народных уполномоченных обобществления «ключевой отрасли промышленности» дело не дошло, оно коснулось только добычи угля и калия. Вся работа (включая сбыт продукции) осуществлялась под наблюдением государства. Собственность помещиков при этом осталась неприкосновенной. К радости промышленников, Веймарская конституция не поставила под сомнение правовые основы существовавшей в стране капиталистической экономики, а лишь попыталась вписать ее в рамки нового социального строя.

Для таких людей, как Гюнтер Квандт, новое время стало временем богатых возможностей. Одним из первых он создал себе контору и личный аппарат, арендовал пять помещений на третьем этаже офисного здания на Анхальтерштрассе, которое купил в последний год войны для Немецкого синдиката, объединявшего 84 фирмы по производству сукна. Там он расположился вместе с секретаршей из акционерного общества Kriegswollbedarf-AG и одним сотрудником, а вскоре принял на работу еще четверых помощников.

Еще до окончания войны Гюнтер стал подыскивать в Берлине дом для себя и своей семьи и нашел его в Нойбабельсберге. Застроенный виллами лесистый берег озера Грибнитцзее стал местом отдыха богатых берлинских банкиров, фабрикантов, офицеров и профессоров, среди которых было много евреев. Местность была живописная. По обеим сторонам улиц росли платаны, липы, клены. Вилла Квандтов располагалась по адресу Кайзерштрассе, 34. Это был последний дом в поселке, он стоял у самого озера и граничил непосредственно с дворцовым парком Бабельсберг. В октябре 1918 года, в дни школьных каникул, Антония Квандт с двумя сыновьями-подростками, Гельмутом и Гербертом, приехали в Берлин навестить отца. Семья жила в княжеской гостинице. Квандт с гордостью показал им дом в Нойбабельсберге с прилегавшим к нему большим старым парком площадью в 7000 квадратных метров. Здесь должна была вскоре поселиться вся семья.

Но случилось по-другому. Вернувшись на следующий день в Притцвалк, Тони слегла. Через день Гюнтеру позвонил его прокурист и сообщил, что его жена заболела воспалением легких. Квандт сразу попытался уговорить известного берлинского профессора медицины поехать вместе с ним в Притцвалк, но тот отказался, сославшись на большое количество пациентов, больных гриппом. А еще через день Тони умерла, став в 1918 году одной из 20 миллионов жертв «испанки».

Смерть жены была первым тяжелым ударом судьбы в счастливой и успешной до этого жизни. В 37 лет Гюнтер Квандт стал вдовцом, но несчастье не сломило его. Обоих сыновей, восьми и десяти лет, он поместил у бабушки и дедушки в Виттштоке и вернулся в Берлин. А в марте 1919 года забрал детей, и с этого момента семья жила в Нойбабельсберге. Гельмут и Герберт и в Берлине видели отца только по выходным. Мальчики жили в доме Веттин школы-интерната Далем под присмотром супружеской пары Кёлер и посещали расположенную неподалеку гимназию Арндта.

Гюнтер Квандт погрузился в работу. Он начал делать карьеру в новой для себя отрасли экономики — в калиевой промышленности, которая развивалась стремительнее, чем текстильная, где конъюнктура давно стабилизировалась. С тех пор, как Юстус фон Либиг подтвердил, что соли, содержащие калий, можно употреблять в качестве удобрений, в этот бизнес в Германии устремились грюндерство и спекулянты. Открывали все новые шахты, и в итоге предложение калия выросло сверх всякой меры, а цены упали, мгновенно превратив в пыль крупные состояния. Еще до войны фирмы, занимавшиеся калием и переживавшие трудные времена, начали концентрироваться в крупные объединения. В решающую фазу концентрация вступила в двадцатые годы.