Анатолий Иванов - Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы

В это время Дзержинский жил в кабинете ВЧК. «Он не имел никакой личной жизни. Сон и еда были для него неприятной необходимостью, о которой он никогда не помнил. Обед, который ему приносили в кабинет, чаще всего уносили обратно нетронутым. Он беспрерывно рылся в бумагах, изучал отдельные дела и с особым интересом занимался личным допросом арестованных. Происходило это всегда ночью. По-видимому, из долгой своей тюремной практики Дзержинский знал, что ночью психика человека не та, что днем. В обстановке ночной тишины сопротивляемость интеллекта несомненно понижается, и у человека, стойкого днем, можно вырвать признание ночью», — пишет бывший член коллегии ВЧК Другов.

По своему педантичному характеру этот человек с картонной душой оказался исключительно талантливым тюремщиком. Дзержинский самолично входил во все мелочи своего тюремного ведомства. По опыту прекрасно знал быт тюрьмы. И теперь писал в кабинете ВЧК не лирический дневник о «клейких листочках» и «звоне кандалов», а «инструкцию для производства обысков»: «Обыск производить внезапно, сразу во всех камерах и так, чтобы находящиеся в одной не могли предупредить других. Забирать всю письменную литературу. главным образом небольшие листки на папиросной бумаге и в виде писем. Искать тщательно на местах, где стоят параши, в оконных рамах, в штукатурке. Все забранные материалы аккуратно складывать в пакеты, надписывая на каждом фамилию владельца».

Совершенно сознательно, с холодным спокойствием, уже залитый кровью Дзержинский «грудью» защищал свое детище — ВЧК — от всяких протестов, еще раз беря на себя всю растленность своего террора, число жертв которого надо теперь исчислять миллионами.

Эдуард Эррио в своей книге относит Дзержинского к тем, «кого ни золото всех тронов мира, ни человеческие соображения не могут отклонить от предначертаний цели». Золото? Верно. Марата оно тоже не интересовало. Но для того, чтобы французы могли отчетливо понять деятельность Дзержинского, они должны, вспомнив великую Французскую революцию, представить, во что превратилась бы Франция, если бы в течение 18 лет фактическая власть в стране принадлежала Марату и маратистам.

Перед подвалом ЧК, ужасом массовых харьковских, уральских, московских, киевских, архангельских, сибирских, петербургских, донских, кронштадских, одесских казней убийства в монастыре кармелитов, в тюрьме Форс и гильотина Гревской площади кажутся только небольшими театральными постановками.

Созданная Дзержинским ВЧК по праву занимает первое место в истории всех терроров, ее кровавая слава переживет не одно поколение. Этой «чести» у Дзержинского не отнять.

Поднятый Дзержинским массовый террор в 1918–1920 годах захлестывал Россию. В тюрьмах сидели одинаково монахи, адвокаты, священники, помещики, учителя, спекулянты, рабочие, интеллигенты, крестьяне.

Террор свирепствовал в столицах и в провинции, переходя в бешеную бойню там, где народ оказал малейшее сопротивление. Напрасно думать, что жертвами красного террора были «купцы и помещики», террор Дзержинского был «всеобъемлющ«, и в «чрезвычайках» аристократы умирали так же, как рабочие и крестьяне, так же, как интеллигенты.

Иллюстрацией тому служит судьба астраханских рабочих, когда в марте 1919 года, доведенные до отчаяния разорением гражданской войны, они попробовали было начать волнения в коммунистическом государстве. Требования стоявших в очереди за осьмушкой хлеба в день волновавшихся рабочих были минимальны: просили дать право свободной ловли рыбы и свободной закупки хлеба.

В ответ раздался окрик коммунистического начальства — «прекратить волынку и дать максимум производства!» Рабочие настаивают. По Астрахани пронеслись тревожные гудки. Заводы стали вдруг замирать. Озлобленными, негодующими толпами рабочие сошлись на грандиозный десятитысячный митинг, чтобы требовать от коммунистов все того же права голодной Астрахани свободно закупать хлеб и свободно ловить рыбу.

Это не собрание буржуазии, аристократов, интеллигенции. Это митинг рабочих, опасная волна снизу, это встревоженные массы просят хлеба. И в штабе коммунистов у председателя ВЦИК Мехоношина и заместителя Дзержинского чекиста Чугунова при первых же донесениях о волнении рабочих родился тот самый не покидающий большевистскую диктатуру страх поднимающейся народной расправы. Этот страх коммунистическая власть заливает кровью.

Мехоношин и Чугунов выслали на митинг комиссаров-чекистов, требуя немедленно разойтись, прекратить волнения и встать за станки. Комиссары-чекисты вышли не одни, с ними вооруженные отряды. Приказ: в случае сопротивления «контрреволюционеров» открыть огонь и подавить волнения в корне.

Митинг гудел, волновался. В царское время не подчинялись разгону, не хотели подчиниться и тут. Но на случай всех противоправительственных волнений чиновникам своего ведомства Дзержинский разослал короткие инструкции. И согласно им в шуме, гомоне десятитысячного митинга раздался внезапный залп отрядов чекистов, смешавшийся с треском пулеметов. Митинг дрогнул, люди повалились на землю. И вдруг, вскакивая. всей массой рабочие хлынули под пулями врассыпную с криками — «стреляют! стреляют!»

Бегущие кричали: «Бежать из города!» Знают, как подавят чекисты волнения. Но куда бежать? Бездорожье. Волга вскрылась.

«Бежать! Хоть к белым! Все равно расстреляют! Жены, дети, да куда же бежать?!» — кричали скопившиеся у церкви рабочие. Но вот дальний орудийный выстрел. Близится свист, жужжание — и купол церкви с грохотом рушится на столпившихся. Толпа кинулась врассыпную, падают раненые, убитые. Картечью усмиряют толпу в городе коммунисты, а за собравшимися за город поскакали карьером конные, окружают, бьют, гонят назад, в Астрахань.

К ночи волнение подавлено. В темноте покорившие «контрреволюцию» чекисты Мехоношина и Чугунова начали расправу — расстрелы схваченных рабочих. Рабочих грузили на баржи, на пароходы, стоявшие на Волге. Наибольшие зверства, перед которыми меркнут «нанские нуаяды» Каррье, происходили на пароходе, носившем имя великого русского писателя — «Н. В. Гоголь».

Что же удивляться, красный террор не шутит. Чекисты выполняют директиву Дзержинского: «расправиться беспощадно».

С пароходов, барж трупы сбрасывали в воду. Некоторых связывали за руки и за ноги, некоторым привязывали камни. С «Н. В. Гоголя» в Волгу свалили 180 трупов бунтовщиков-рабочих. «Кожаными куртками» руководил комендант ЧК, бывший бандит Чугунов. По его приказам чекисты и на суше расстреливали бунтовавших, увозя в грузовиках трупы, второпях, по разгильдяйству теряя трупы на улицах. Это, конечно, непорядок, и Чугунов отдал приказ: «Под страхом расстрела запрещаю растеривание трупов по дороге».