Шимон Перес - Робким мечтам здесь не место [litres]

Конечно, иногда появлялись скептики, и не только в отношении к таким амбициозным проектам, как Димона. Будучи заместителем министра обороны, я потратил огромное количество времени, пытаясь выяснить, какие новые технологии могут дать нам сравнительное преимущество. Я часто посещал израильские исследовательские институты и университеты, встречался с профессорами и специалистами-практиками, изучал их работу. В 1963 г. царило всеобщее воодушевление по поводу разработанного Израилем компьютера, который использовался в Институте Вейцмана. Я очень хотел посмотреть на него в действии. То, что я там увидел, было невероятно: технически совершенный образец, которым управляла команда ученых. Именно это нужно армии, подумал я: один компьютер может заменить тысячу солдат и предоставить нам больше данных, чем они способны собрать поодиночке. Я провел много дней и ночей с группой, которая управляла той машиной, изучая, как она работает и что может дать военным. В министерство я возвращался окончательно убежденным в ее ценности и настаивал на том, чтобы мы приобрели такую машину для наших целей.

– Куда ты собираешься его поставить? – недоверчиво спросил один генерал при виде огромного устройства.

– Что мы будем с ним делать? – поинтересовался другой. – Возьмем компьютер и со всем подразделением отправим на поле боя? Конечно, нет! Нам танков не хватает, а вы говорите о компьютерах. Танк хотя бы стреляет. А что, черт побери, может сделать компьютер?

Тогда я уже знал, что даже смелый и энергичный человек может пасть жертвой пессимизма. Однако прошло немного времени, и творческий дух собратьев-израильтян доказал неправоту скептиков. Сначала с помощью компьютеров мы научились усиливать нашу боеготовность, а вскоре стали разрабатывать передовые системы вооружения. Технология, созданная ради одной цели, часто оказывалась крайне важной и для достижения других. Технологии систем вооружения позже станут применяться в медицинской аппаратуре и спасут множество жизней по всему миру.

К 1974 г. Intel [146] – одна из крупнейших глобальных технологических компаний – выбрала Израиль в качестве площадки для исследований и разработок, поскольку мы снискали репутацию во всем мире своим талантом и упорством. Но, несмотря на имеющийся потенциал, путь, который привел нас к «Кремниевой вади» [147], не был предопределен – как раз наоборот. К началу 1980-х гг. прежний экономический уклад, в котором мы организовали нашу экономику, стал рушиться. Вскоре мне пришлось столкнуться с одним из сложнейших вызовов в моей жизни и одной из величайших угроз для Израиля.

Вспоминая ужасные дни экономического кризиса, я лишний раз убеждаюсь, что, хотя люди склонны к пессимизму, история в целом оптимистична.

В сентябре 1984 г., в последние дни лета [148], я занял кресло, когда-то принадлежавшее Старику [149], – стал премьер-министром Государства Израиль. До того семь лет у власти находился правый блок во главе с «Ликудом». В этот период Израиль столкнулся с ухудшением экономической ситуации и нарастанием проблем в сфере безопасности, избиратели хотели перемен. Партия «Ликуд» понесла основные потери, лишившись семи мест в парламенте. Но партия «Маарах» [150](«Трудовое соглашение», предшественник Израильской партии труда [151]) не стала бенефициаром – в выигрыше остался только ряд небольших партий. «Маарах» получила сорок четыре депутатских кресла, всего на три больше, чем «Ликуд». Малые партии не стремились в коалицию, и потому у нас был только один способ получить большинство – сформировать правительство национального единства лейбористов и «Ликуда» [152]. Ицхак Шамир [153]и я пришли к соглашению, предусматривающему смену руководства: в течение первой половины четырехлетней легислатуры я исполнял обязанности премьер-министра, а Шамир – министра иностранных дел. По окончании этого периода мы должны были поменяться местами. Это был не тот результат, на который я надеялся, но на разочарования времени не оставалось. Сокращенное пребывание в должности лишь еще больше побуждало меня к активным действиям, предельно эффективной и интенсивной работе.

У меня была весьма агрессивная повестка: вывести наши войска из Ливана и начать мирные переговоры с Иорданией и палестинцами. Но я стал премьер-министром не в вакууме. Это происходило на фоне экономического коллапса, настолько глубокого, что он угрожал разрушить наше государство изнутри. В день, когда я вступил в должность, годовая инфляция в Израиле достигла ужасающих 400 %. После более чем десяти лет экономического спада шекель обесценился. Десятки тысяч израильтян оказались в долгах из-за кризиса. Казалось, эта участь ожидает миллионы. Менеджеры продуктовых магазинов зачастую раз в день выходили в торговый зал, чтобы обновить ценники на товары, поскольку шекель продолжал падать. Люди стали копить телефонные жетоны, потому что те не были привязаны к курсу шекеля и не обесценивались. Была в ходу мрачная шутка, хорошо отражавшая всеобщее настроение: израильтянам выгоднее ездить на такси, чем на автобусе, потому что в такси платишь в конце поездки.

Экономика Израиля не всегда была такой. С 1948 по 1970 г. валовой внутренний продукт на душу населения увеличился почти в четыре раза, хотя численность населения выросла только втрое. Таков был результат масштабных государственных инвестиций, направленных на построение фундамента государства: от жилья и дорог до электросетей и портов. Но в 1970-е гг. все стало меняться. Чтобы отразить нападение в период войны Судного дня, военные должны были призвать тысячи резервистов, что нанесло ощутимый удар по частному сектору. После войны Израиль резко увеличил оборонный бюджет. Эти расходы, наряду с новой крупной социальной программой, привели к огромному дефициту бюджета. Арабские члены Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК) наложили нефтяное эмбарго на страны, пришедшие на помощь Израилю во время войны Судного дня, и это вызвало глобальную рецессию. В совокупности из-за всех этих действий экономический рост сначала замедлился, а затем и вовсе прекратился, что, в свою очередь, вызвало инфляцию. Стоимость субсидируемых государством социальных программ возросла, дефицит увеличился, и последствия инфляции стали еще тяжелее. Казалось, мы стремительно и бесконтрольно мчимся навстречу экономической катастрофе.

В то время наша экономика была организована совсем не так, как сегодня. Это была социалистическая система, в которой правительство играло существенную роль практически во всех аспектах экономической жизни. Оно было создателем промышленности, а также ее владельцем. Оно было арбитром экономической и денежно-кредитной политики и довольно последовательно игнорировало рыночные силы. Тем не менее в некоторых секторах экономика была смешанной: например, банки находились в частной собственности, как и многие предприятия. Мы создавали свою уникальную систему с надеждой, что сможем построить экономику, основанную на общих ценностях, а не просто на спросе и предложении. Но поскольку торговля стала глобальной, а компании – многонациональными, мы поняли, что у любого контроля есть предел. Действия, предпринятые правительством для защиты населения от продолжительного спада, – повышение налогов на бизнес с целью поддержания зарплат – имели обратный эффект. Вместо того чтобы отбиваться от зверя, они кормили его, создавая инфляционную спираль, которая опустошала страну. К 1979 г. инфляция возросла до 111 %. За десять лет экономика начала угасать под таким гнетом. В 1983 г. Тель-Авивская фондовая биржа потерпела крах, и четыре из пяти израильских банков пришлось национализировать, чтобы избежать их банкротства.