Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

– Благодарю вас, товарищи, – ответил Мешков, – теперь я посвящу вас, что есть избирательная урна. Это есть секретный вопрос и совпадает с какой-нибудь тайной, эту самую тайну нужно вам нести очень тщательно и очень вежливо и даже под строгим караулом!»

И призвал к выборам:

«– Выбирайте, однако, только социалистов-революционеров, а которого если выберете из партии народной свободы, из буржуазов, то мы всё равно всё смешаем и всё сметём!».

Вот это и есть – гибрид демократии и «тёплого (то есть, не холодного и не горячего, по Апокалипсису) общества». В результате, как пишет Пришвин после февраля всего за полгода «власть была изнасилована» («за властью теперь просто охотятся и берут её голыми руками»). И охотиться за властью, насиловать её могут именно люди никчёмные:

«Как в дележе земли участвуют главным образом те, у кого её нет, и многие из тех, кто даже забыл, как нужно её обрабатывать, так и в дележе власти участвуют в большинстве случаев люди голые, неспособные к творческой работе, забывшие, что… власть государственная есть несчастие человека прежде всего».

Здесь Пришвин уже касается «идеальной» установки, быть может, мало где встречающейся помимо русской культуры. Бремя власти есть несчастье для человека! Это замечание Пришвина важно еще и потому, что оно прекрасно показывает, насколько даже просвещённые либералы русские ещё не доросли до либерализма. Ведь Пришвин буквально повторяет мысль славянофилов. По словам И.С. Аксакова, царь брал на свою душу грех власти и избавлял от него русский народ. Напротив, в глазах либерала власть совершенно десакрализована, очищена от святости и греха. Государь – служащий гражданского общества («ночной сторож»). Он выполняет свою службу лучше или хуже, но никакого отношения к спасению или гибели души это не имеет.

В свете таких представлений народа о власти понятно, почему Путин не хочет быть пожизненным президентом, почему он вообще никогда не стремился стать политиком. Дело не только в том, что человек, наделённый высшей властью, не может «сходить налево» или «попить пивка» в первой же попавшейся на пути пивной. Речь идёт о спасении души, что особенно важно для православного человека. Но бывают такие ситуации, что уклонение от власти, пренебрежение судьбами страны оказывается грехом, несоизмеримо большим.

Либеральный взгляд на государство в России ещё не проник даже в мышление узкого круга кадетов (это отметил М. Вебер, изучая материалы революции 1905 г. в России, которые очень помогли ему уточнить понятия главного его труда «Протестантская этика и дух капитализма»). Уж тем более в глазах крестьян власть всегда есть что-то внешнее по отношению к «тёплому обществу», и принявший бремя власти человек неминуемо становится изгоем.Если же он поставит свои человеческие отношения выше государственного долга, он будет плохой, неправедной властью. В таком положении очень трудно пройти по лезвию ножа и не загубить свою душу. Понятно, почему русский человек старается «послать во власть» того, кого не жалко, а лучше позвать чужого, немца. Если же обязывают, демократии ради, создать самоуправление, то уклонение от выполнения властных обязанностей и коррупция почти неизбежны.

На бытовом уровне это выглядит у Пришвина так: «14 июня. Скосили сад – своими руками. Чай пьём в саду, а с другого конца скошенное тащут бабы. Идём пугать баб собакой, а на овсе телята деревенские. Позвать милиционера нельзя – бесполезно, он свой деревенский человек, кум и сват всей деревне и против неё идти ему нельзя. Неудобства самоуправления: урядник – власть отвлеченная, со стороны, а милиционер свой, запутанный в обывательстве человек…

И правда, самоуправляться деревня не может, потому что в деревне все свои, а власть мыслится живущей на стороне. Никто, например, в нашей деревне не может завести капусты и огурцов, потому что ребятишки и телята соседей все потравят. Предлагал я ввести штраф за потравы, не прошло.

– Тогда, – говорят, – дело дойдет до ножей.

Тесно в деревне, все свои, власть же родню не любит, у власти нет родственников.

Так выбран Мешков – уголовный, скудный разумом, у которого нет ни кола, ни двора, за то, что он нелицеприятный и стоит за правду – какую правду? неизвестно; только то, чем он живёт, не от мира сего. Власть не от мира сего».

В сущности, крестьяне России (особенно в шинелях) потому и поддержали большевиков, что в них единственных была искра власти «не от мира сего» – власти без родственников. Власти страшной и реальной.

«Что же такое эти большевики, которых настоящая живая Россия всюду проклинает, и всё-таки по всей России жизнь совершается под их давлением, в чём их сила?.. Несомненно, в них есть какая-то идейная сила. В них есть величайшее напряжение воли, которое позволяет им подниматься высоко, высоко и с презрением смотреть на гибель тысяч своих же родных людей…».

К самому понятию «диктатура пролетариата» крестьяне были уже подготовлены самой их культурой. Она воспринималась как диктатура тех, кому нечего терять, кроме цепей – тех, кому не страшно постоять за правду. Столь же далеким от марксизма было представление о буржуазии. Пришвин пишет (14 сентября):

«Без всякого сомнения, это верно, что виновата в разрухе буржуазия, то есть комплекс «эгоистических побуждений», но кого считать за буржуазию?.. Буржуазией называются в деревне неопределенные группы людей, действующие во имя корыстных побуждений».

Раз так, в сознании крестьян буржуазия в принципе не годилась для власти – у неё не было государственного чувства.

А в большевиках этот инстинкт государственности проснулся удивительно быстро, контраст с нынешними демократами просто разительный. Многозначительно явление, о котором официальная советская идеология умалчивала, а зря – «красный бандитизм». В конце Гражданской войны Советская власть вела борьбу, иногда в судебном порядке, а иногда и с использованием вооружённой силы, с красными, которые самочинно затягивали конфликт. В некоторых местностях эта опасность для Советской власти даже считалась главной. Под суд шли, бывало, целые парторганизации – они для власти уже «не были родственниками».

А когда большевики выродились и их власть стала «жить и давать жить другим», из нее и дух вон.

Лозунг «Вся власть Советам! » уместен и удобен на начальном этапе революции, Он пробуждает энергию масс, помогает обрести союзников. Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов воплощают в себе единство всего трудового народа, восстающего против правящих верхов и их политики, ставшей антинародной. Это состояние общества, когда, по словам Есенина,