Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

К жителям-пенсионерам, у которых с Батищевым связана вся жизнь, один раз в неделю по средам приезжает автолавка. На летнее время в деревню приезжает несколько семей дачников из Сафонова. Посреди деревни, там, где стояла станция имени Энгельгардта есть в траве остатки её фундамента. В траве стоит камень, напоминающий о том, что здесь была научная станция. На камне фамилия Энгельгардта написана с ошибкой, без буквы «т».

Но, увы, имя А.Н. Энгельгардта не гарантирует защиту Батищева и научной станции его имени».

И вот другая статья – о городе Сафонове, центре района, в который ныне входит Батищево. Но из неё я взял только то, что относится непосредственно к Энгельгардту:

Приезд в Батищево

Опубликовано: 16 Май 2013

«В Климове и родился Александр Николаевич Энгельгардт, как теперь удалось выяснить из его метрического свидетельства, обнаруженного в Государственном архиве Смоленской области, 1 (13) июня 1832 г. (до этого во всей биографической литературе указывалась иная дата – 21 июля 1832 г.). Кли мово стало также местом упокоения А.Н. Энгельгардта в январе 1893 г. в родовом склепе, который сейчас разрушен. В конце 1980-х – начале 1990-х гг. была найдена и реставрирована плита с могилы А.Н. Энгельгардта».

Итак, была деревенька (сельцо) Батищево, известная с середины XVII века. Ничем не была она примечательна до 1871 года, когда туда приехал опальный профессор-химик Энгельгардт. Он, благодаря своим знаниям и выработанной им самим системе земледелия превратил разорённое имение в процветающее хозяйство. Туда потянулись видные учёные, а также образованная городская молодёжь, услышавшая его призыв создавать «деревни интеллигентных земледельцев». Из этой затеи, правда, ничего путного не вышло, но всё же жизнь в этой деревне бурлила, а сам Энгельгардт писал свои знаменитые письма «Из деревни», составившие книгу под тем же названием, которая прогремела по всей России. Это был период прогресса.

После смерти Энгельгардта его имение было куплено казной и превращено в первую в России агрономическую опытную станцию. Об её успехах нам ничего не известно, но имение всё же сохранялось. Это был период стабилизации.

Затем в стране произошла революция, перешедшая в Гражданскую войну. Тут было не до прогресса и не до регресса, это был период выживания.Но уже в начале 1920-х годов станция возобновила свою работу. Об этом достоверно известно, потому что туда, спасаясь от голода, приезжала внучка Энгельгардта Мария Михайловна Энгельгардт.

Трудно сказать, каков был вклад станции в дело подъёма края в годы индустриализации и коллективизации. Но она продолжала работать.

В 1941 году началась Великая Отечественная война. Смоленская область вскоре была оккупирована немцами. Вряд ли станция при немцах продолжала плодотворно работать.

Но Германия была разгромлена, страна постепенно восстанавливала свою мощь. Станция возобновила работу, однако уже в другом населённом пункте. Батищево снова стало рядовой деревней. В ней были построены две фермы, большой зерноток, мельница, водокачка, магазин. И всё это функционировало до начала 1990-х годов. Это был период медленного выздоровления.

С началом либеральных реформ все эти производственные и социальные объекты были разрушены. Это был период регресса.

С момента начала реформ прошло 25 лет. Из них 15 лет – при новой власти. В стране кое-где восстанавливается производство, появляются и новые предприятия, отмечаются достижения в ряде сфер народной жизни. Но в Батищеве разруха продолжается, её земли не обрабатываются и зарастают лесом. В самой деревне остались лишь два десятка пенсионеров. Это, выражаясь языком чиновников Пенсионного фонда, период дожития.

Не повезло Энгельгардту: из его прямых потомков не выжил практически никто. Существовавшая почти 400 лет деревня, которую он прославил, тоже дышит на ладан.

Дождётся ли Батищево своего возрождения и жизни, достойной памяти своего прежнего знаменитого владельца?

Полтора века – срок достаточный для оценки вклада того или иного деятеля прошлого в сокровищницу народного опыта. Энгельгардт достойно потрудился на благо родной страны, оставил наиболее достоверное изображение жизни пореформенной сельской России, поставил самые злободневные вопросы дальнейшего развития русского села, да и всей страны, попытался заглянуть в её будущее. Насколько оправдались его предвидения?

Сейчас можно сказать, что он оказался во многом пророком, хотя некоторые его предсказания осуществились в непредвиденной форме.

Как и предсказывал Энгельгардт, помещичье землевладение действительно не имело будущего. Оно падало ещё до революции, а после неё кануло в Лету вместе с помещиками и с отжившим самодержавно-бюрократическим строем. Утверждения, будто советский агропромышленный генералитет представлял собой новый класс помещиков, нередко встречающиеся в средствах массовой информации, безосновательны. Председатель колхоза или директор совхоза, лишившись должности, теряли и все связанные с нею привилегии и, следовательно, оказывались лишь временно управляющими хозяйством, по-современному – менеджерами. А новые помещики в современной России либо занимаются хищнической эксплуатацией земли (часто с привозной рабочей силой), совсем не думая о том, как будут жить крестьяне, оставшиеся и без земли, и без работы. Либо вообще не используют доставшуюся им землю, оставляют её необработанной, рассматривая её только как объект для вложения капитала для последующей перепродажи, когда она подорожает.

Не стало становым хребтом сельского хозяйства России и кулачество. Реформа Столыпина в целом потерпела крах. А кулаки, выделившиеся было из общины на «отруба», ещё после Февральской революции в большинстве своём вынуждены были вернуться в общину. А в процессе коллективизации кулачество было ликвидировано, как класс.

Не стал ключевой фигурой российского села и фермер-одиночка. Ни до революции, ни перед коллективизацией, ни в послесоветское время, даже в тот краткий период, когда на него вроде бы была сделана «демократами» основная ставка. И до сих пор фермеры производят лишь 3 процента от общего объёма сельскохозяйственной продукции России.

Не смогла удовлетворить потребностей страны в продовольствии и обычная русская деревня крестьян-индивидуалистов-общинников. Расслоение её на кулаков, середняков и бедняков (и даже безземельных батраков) шло быстрыми темпами. «Аграрные беспорядки», поджоги или захват крестьянами помещичьих имений начались на рубеже XIX–XX веков, о чём можно прочитать в упоминавшейся выше книге князя Трубецкого «Минувшее». В целом, ещё до революции 1917 года можно было говорить о далеко зашедшем «раскрестьянивании» села. После Гражданской воины деревня стала в основном середняцкой, но скоро расслоение возобновилось, с фронта домой возвращались красноармейцы, многие из них – раненые, искалеченные, и часто заставали своё хозяйство разорённым, семью обнищавшей, лишившейся и коровы, и лошади. Зато кулаки разбогатели, «прибарахлились», обменивая еду на вещи голодающих горожан. У них в домах появились трюмо и даже фортепиано, как у бывших помещиков. Кулаки становились громадной экономической и политической силой на селе, и требованием бедноты стало раскулачивание мироедов. Кулаки были выселены и лишились своей силы в ходе коллективизации. И всё равно деревня общинников-единоличников не могла дать ни нужного стране количества продовольствия, ни рабочей силы для ставшей необходимостью индустриализации.