Викентий Вересаев - Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

К Пушкину Булгаков относился с глубочайшим недоброжелательством. Еще до личного знакомства с ним, по поводу высылки Пушкина из Одессы, Булгаков писал брату: «О Пушкине, несмотря на прекрасные его стихотворения, никто не пожалеет. Кажется, Воронцов и добр, и снисходителен, а и с ним не ужился этот повеса. Будет, живучи в деревне, вспоминать Одессу, да нельзя уж будет пособить». По приезде в Москву из деревенской ссылки Пушкин читал у Вяземского своего «Бориса Годунова», здесь с ним Булгаков познакомился и писал брату: «Я познакомился с поэтом Пушкиным. Рожа ничего не обещающая».

Пушкин, если верить Булгакову, усиленно добивался быть принятым в его семье, но Булгаков отговаривался болезнью. Наконец, по усиленным просьбам Пушкина, Вигель ввел его в дом Булгакова в марте 1829 г. Пушкин был очень любезен, ужинал и пробыл до двух часов ночи. Красавицы-дочери Булгакова ухаживали за ним, одна из них, Катя, пела ему его стихи, положенные на музыку Геништою и Титовым. Узнав, что Пушкин едет на театр военных действий в армию Паскевича, она воскликнула:

– Ах, не ездите! Там убили Грибоедова!

– Будьте покойны, сударыня, – ответил Пушкин. – Неужели в одном году убьют двух Александров Сергеевичей?

Другая дочь «курноска-Лелька» (Ольга), сказала:

– Байрон поехал в Грецию и там умер; не ездите в Персию, довольно вам и одного сходства с Байроном.

Жена Булгакова уговаривала Пушкина избрать большой исторический отечественный сюжет и написать что-нибудь достойное его пера, но Пушкин уверял, что никогда не напишет эпической поэмы. Ему очень понравилось, что у Булгаковых говорили по-русски, а не по-французски.

Когда Пушкин стал женихом Гончаровой, Булгаков сообщал о нем брату такого рода сведения: «Кто-то, увидав Пушкина после долгого отсутствия, спрашивает его: «Что это, дорогой мой, мне говорят, что вы женитесь?» – «Конечно, – ответил тот. – И не думайте, что это будет последняя глупость, которую я совершу в своей жизни». Каков молодец! Приятно это должно быть для невесты. Охота идти за него!» За два дня до свадьбы Пушкина писал: «В городе опять начали поговаривать, что Пушкина свадьба расходится; это скоро должно открыться: середа последний день, в который можно венчать. Невеста, сказывают, нездорова. Он был на бале у наших (княгини О. А. Долгоруковой, дочери Булгакова), танцевал, после ужина скрылся. Где Пушкин? – я спросил, а Гриша Корсаков серьезно отвечал: «Он ведь был здесь весь вечер, а теперь отправился навестить невесту». Хорош визит в пять часов утра и к больной! Нечего ждать хорошего, кажется; я думаю, что не для нее одной, но и для него лучше было бы, кабы свадьба разошлась». А через неделю после свадьбы Булгаков извещал брата, что Пушкину приписывают стишки на женитьбу приблизительно такого содержания: хочешь быть в раю, – молись, хочешь быть в аду, – женись. «Полагаю, – прибавлял он, – что не мог он их написать неделю после венца».

В августе 1833 г. Пушкин, остановившись проездом в Москве по дороге в Оренбург, получил от Булгакова карточку с приглашением на именинный вечер его жены. Пушкин не поехал «за неимением бального платья и за небритие усов», а на следующий день ездил к Булгакову извиняться и благодарить, «а между прочим, – писал он жене, – и выпросить лист для (станционных) смотрителей, которые очень мало меня уважают, несмотря на то что я пишу прекрасные стишки».

Лето 1834 г. Пушкин проводил в Петербурге и печатал «Историю пугачевского бунта», а жена его с детьми жила в Калужской губернии. В одном из писем к ней Пушкин с горечью писал о своем придворном пленении, о том, что царь упек его под старость лет в камер-пажи. «Не дай бог нашему Сашке (сыну) идти по моим следам, писать стихи и ссориться с царями». Булгаков перехватил в Москве это письмо и отправил в Третье отделение, а Бенкендорф доложил царю. Жуковскому с трудом удалось уладить дело. Взбешенный Пушкин написал жене письмо, где просил ее быть осторожной в письмах, потому что в Москве состоит почт-директором негодяй Булгаков, который не считает позорным ни распечатывать чужие письма, ни торговать собственными дочерьми. Это письмо до Натальи Николаевны не дошло, но и в Третье отделение переслано Булгаковым не было.

Потомок владетельного ногайского князя Юсуф-Мурзы, сын князя Б. Г. Юсупова, московского губернатора, потом президента коммерц-коллегии. Был близок к царскому двору. В молодости много путешествовал за границей, снабженный рекомендательными письмами Екатерины II к разным европейским государям и писателям. Радушно был принят при французском дворе ЛюдовикаXVI, не раз посещал Иосифа II в Вене и Фридриха Великого в Берлине; был в Фернее у Вольтера, встречался в Париже с Дидро, в Лондоне – с Бомарше. Бомарше писал ему:

Cher prince, qui vernier tout voir.

Et tout apprendre et tout savoir.

(Дорогой принц, который хочет все видеть, и всему научиться, и все знать.)

Юсупов дружил с Кановой, был в сношениях с художниками Грезой, Давидом, Ангеликой Кауфман и другими.

Прохождение государственной службы Юсупова было такое: в восьмидесятых годах несколько лет был посланником в Турине, потом управляющим театрами и Эрмитажем, президентом мануфактур-коллегии, при Александре I недолгое время министром уделов, состоял верховным маршалом в комиссиях о коронации трех императоров – Павла I, Александра I и Николая I. Последние десятилетия жизни был начальником московской Кремлевской экспедиции. Все должности, как видим, не очень крупного размаха, да и в них Юсупов не проявил какой-нибудь очень уж исключительной деятельности. Однако он носил наивысший существующий в России чин действительного тайного советника первого ранга, имел все самые высокие русские ордена – Владимира I ст., Александра Невского, Андрея Первозванного, состоял командором большого креста ордена Иоанна Иерусалимского. Но и этого всего оказалось мало для награждения его заслуг: специально для него был придуман какой-то бриллиантовый или жемчужный эполет, которого больше никто никогда не имел. Можно бы подумать, что Юсупов был какой-нибудь огромнейший государственный деятель или полководец вроде Бисмарка, Суворова, которого власть уже и не знает, как вознаградить. Разрешения тайны этих награждений напрасно было бы искать в изучении результатов государственной деятельности Юсупова. Все его заслуги заключались в умении быть приятным царедворцем.

Богат был Юсупов колоссально. Он владел с лишком сорока тысячами душ крестьян; почти нельзя было найти не только губернии, но и уезда, где бы у него не было поместий. В молодости был он красив, пользовался у женщин огромным успехом. Бомарше ему писал:

Serez noblement la beaute´,