Викентий Вересаев - Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

– Так ты школьник?

Орлов схватил его за ухо, поставил у печки на колени, сам сел писать и продержал Булгарина на коленях более часа. Потом отпустил и сказал:

– Помни, школьникам бывает и другого рода наказание.

Сообщивший этот рассказ жандармский полковник Стогов прибавляет: «Когда Орлов рассказал государю сцену с Булгариным, государь много смеялся и сказал Орлову: «Ты, чудак, не стареешься!» Нужно еще заметить, что рассказ Стогова, видимо, сильно смягчен и сокращен цензурой. В «Русской старине» за 1886 г., где помещены воспоминания Стогова, листок, где был этот рассказ в первоначальном виде, вырезан и вместо него вклеен другой, напечатанный разгонисто.

Главными началами, руководившими Булгариным в его журнальной деятельности, были, как сообщает Греч, тщеславие и алчность. Булгарин был и романист, выпустил несколько романов – «Иван Жыжигин», «Дмитрий Самозванец» и др. Кто отрицательно отзывался о его романах, становился его врагом, и Булгарин с бешенством обрушивался на него инсинуациями, клеветой, бранью, доносами. Всего же больше любил он деньги, и, когда что-нибудь грозило его карману, он развивал деятельность самую энергичную. Появление всякой новой газеты грозило конкуренцией его газете, монопольно властвовавшей в журналистике. Поэтому Булгарин немедленно начинал кампанию против конкурента, засыпал Третье отделение доносами на его неблагонадежность, опорочивал всячески в своей газете. Не без участия Булгарина погибла «Литературная газета» Дельвига. Как выгодна была для Булгарина и Греча их монополия, показывают доходы их с газеты. В 1855 г., например, каждый из совладельцев получил на свою долю по 24 000 руб. серебром.

«В Булгарине, – рассказывает Греч, – скрывалась исключительная жадность к деньгам, имевшая целью не столько накопление богатства, сколько удовлетворение тщеславия; с каждым годом увеличивалось в нем чувство зависти, жадности и своекорыстия. В основе его характера было что-то невольно дикое и зверское. Он ни с кем не умел ужиться, был очень подозрителен и щекотлив и при первом слове, при первом намеке бросался на того, кто казался ему противником, со всею силою злобы и мщения. Иногда по самому ничтожному поводу он впадал в какое-то исступление, сердился, бранился, обижал встречного и поперечного, доходил до бешенства. В таких случаях он пускал себе кровь, ослабевал и приходил в нормальное состояние». Был он тучен, с брюшком; гнойные, воспаленные глаза, огромный рот и вся фигура производили неприятное впечатление. Голос был грубый, отрывистый, говорил нескладно, как бы заикался на словах. В своей семейной жизни Булгарин был точно чужой; как хозяин дома он не имел никакого значения. Домом, детьми, деньгами распоряжались по своему произволу его жена-немка Елена Ивановна и ее тетка, знаменитая «танта», – гнусная, злая баба, которую Булгарин ненавидел всей душой. Она хорошо была известна в литературных кругах как домашний бич Булгарина. У Рылеева есть стихотворение: «Ах, где те острова, где растет трын-трава, братцы?» В нем поминается и «танта»:

Жена Булгарина – бывшая проститутка, взятая им из дома терпимости. На это намекает Пушкин в «Моей родословной», отвечая Булгарину, назвавшему его мещанином во дворянстве: «Решил Фиглярин вдохновенный: я во дворянстве мещанин. Что ж он в семье своей почтенной? Он?.. Он в Мещанской дворянин (на Мещанской улице в Петербурге помещались дома терпимости)». Жена Булгарина и «танта» давали ему ничтожную сумму на карманные расходы, а все доходы от газеты отбирали. Булгарин тщательно скрывал от жены мелкие доходцы от фруктовых магазинов и винных погребов, восхваляемых им в своей газете. Под Дерптом у Булгарина было поместье Карлова, куда он ездил летом отдыхать.

В начале издательской деятельности Булгарина Пушкин относился к нему очень терпимо, помещал в его «Литературных листках» и «Северной пчеле» свои стихи, хотя в частных письмах называл Булгарина с Гречем «грачами-разбойниками», «сволочью нашей литературы» и т. п. Булгарин со своей стороны очень дорожа сотрудничеством Пушкина, неизменно восхвалял его, называл первым современным поэтом русским, восторженно приветствовал каждую новую поэму Пушкина и каждую новую главу «Онегина». В 1827 г., по приезде Пушкина в Петербург, они с Булгариным познакомились лично, Пушкин вместе с Дельвигом даже обедал у Булгарина, что очень возмутило Вяземского. Кружок Пушкина, Дельвига и Вяземского в 1830 г. стал издавать «Литературную газету»; цель была – дать серьезный литературный орган и начать борьбу с духом пошлости, прислужничества и беспринципности, пронизавшим грече-булгаринские органы. Булгарин, всегда боявшийся конкуренции, начал яростную травлю газеты, сначала не задевая самого Пушкина. В это время Булгарин напечатал роман «Дмитрий Самозванец», в котором целый ряд сцен позаимствовал из «Бориса Годунова», – еще не напечатанного, но уже широко распространившегося в публике. До Булгарина дошло, что Пушкин обвиняет его в плагиате. В «Литературной газете» появился неблагоприятный разбор «Дмитрия Самозванца», написанный Дельвигом. Но Булгарин решил, что статью написал Пушкин. Когда не хвалили его творений, Булгарин терял голову от бешенства. В «Северной пчеле» он поместил статейку под заглавием «Анекдот», написанный поистине «слюною бешеной собаки». В прозрачном образе якобы французского поэта выводился Пушкин, которому давалась такая характеристика: «Служит усерднее Бахусу и Плутусу (вину и богатству), нежели музам; сердце его – холодное и немое существо, как устрица, а голова – род побрякушки, набитой гремучими рифмами, где не зародилась ни одна идея; бросает рифмами во все священное, чванится перед чернью вольнодумством, а тишком ползает у ног сильных, чтобы позволили ему нарядиться в шитый кафтан; марает белые листы на продажу, чтобы спустить деньги на крапленых листах; одно у него господствующее чувство – суетность». Вслед за тем Булгарин напечатал уничтожающую статью о только что вышедшей седьмой главе «Онегина», в которой провозгласил полное падение Пушкина. Началась открытая война. Пушкин поместил в «Литературной газете» статью якобы о записках парижского сыщика Видока. Но все сразу в образе Видока узнали Булгарина. Пушкин писал: «Представьте себе человека без имени и пристанища, живущего ежедневными донесениями, женатого на одной из тех несчастных, за которыми по своему званию обязан он иметь присмотр, отъявленного плута, столь же бесстыдного, как и гнусного, и потом вообразите себе, если можете, что должны быть нравственные сочинения такого человека» и т. д. Статья произвела сенсацию. В книжной лавке Оленина Булгарин, взбешенный статьей, крестился и низко кланялся перед иконой, хотя был католик, – божась, что между ним и Видоком нет ничего общего.