Викентий Вересаев - Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

Сестра Н. Н. Пушкиной. Семейное прозвание – Азинька. Еще до женитьбы Пушкина была страстной его поклонницей, знала наизусть множество его стихотворений. Была девушка умная, но некрасивая. Высоким ростом и безукоризненным сложением она походила на Наталью Николаевну, но лицо являлось как бы карикатурой лица сестры: матовая бледность кожи Натальи Николаевны переходила у нее в некоторую желтизну, чуть приметное косоглазие, придававшее даже своеобразную прелесть лицу младшей сестры, у нее перерождалось в несомненно косой взгляд. Люди, видевшие обеих сестер рядом, находили, что именно это предательское сходство служило в явный ущерб Александре Николаевне. Впрочем, были люди, находившие ее красивой, и в Москве ее в свое время звали «бледным ангелом». С 1834 г. она вместе с сестрой Екатериной жила в семье Пушкиных. Наряды и выезды поглощали все время обеих ее сестер, Натальи и Екатерины. Александра Николаевна выезжала неохотно, больше сидела дома, заведывала хозяйством Пушкиных и воспитанием их детей. Методы ее воспитания, по-видимому, не всегда нравились Пушкину. Весной 1836 г. он писал Нащокину: «Вот тебе анекдот о моем Сашке (сыне). Ему запрещают (не знаю, зачем) просить, чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: «Азя! Дай мне чаю: я просить не буду». Характер у Александры Николаевны был твердый и властный, мягковольная Наталья Николаевна инстинктивно подчинялась ей. Современница характеризует ее: «холодна, благоразумна». Можно, по-видимому, считать установленным, что в последние годы Пушкин находился с Александрой Николаевной в тайной связи. Арапова, дочь Натальи Николаевны от второго ее брака, в лживых своих воспоминаниях сочинила даже целую историю, как однажды у Александры Николаевны пропал ее шейный крестик, которым она очень дорожила, как его долго и безуспешно искали и как камердинер, постилая на ночь постель Пушкина, нашел крестик в его простынях. Поводом к этой выдумке послужило, вероятно, сообщение княгини В. Ф. Вяземской, что однажды, когда она осталась наедине с умиравшим Пушкиным, он отдал ей какую-то цепочку с нательным крестом и попросил передать ее от него Александре Николаевне. Вяземская была очень изумлена, что Александра Николаевна, принимая этот загробный подарок, вся вспыхнула. С Пушкиным у нее, по-видимому, была и некоторая духовная близость: из всей семьи она одна знала об ужасном письме, отправленном Пушкиным Геккерену. Александра Николаевна дала Пушкину для заклада свое столовое серебро и брегет. Вещи не были выкуплены и пропали. Давала она в семью Пушкиных и деньги. После смерти Пушкина опекой был ей уплачен его долг в 2500 руб.

Александра Николаевна сопровождала вдову Пушкина с детьми в «Полотняный завод», жила там с ней, по-прежнему занималась воспитанием ее детей. Отец Пушкина, посетивший невестку в «Полотняном заводе», вынес впечатление, что Александра Николаевна более огорчена смертью Пушкина, чем Наталья Николаевна. Вместе с сестрой Александра Николаевна возвратилась в Петербург, жила у нее и по выходе сестры замуж за Ланского. В 1852 г., сорока одного года, вышла замуж за чиновника австрийского посольства в Петербурге барона Густава Фризенгофа, венгерского помещика. Умерла за границей.

Дочь генерала И. А. Загряжского, единокровная сестра Нат. Ив. Гончаровой, тетка жены Пушкина. Фрейлина с 1808 г., богатая и влиятельная при дворе. Она любила Наталью Николаевну, как дочь, устраивала ее положение при дворе, помогала материально, оплачивала ее туалеты, руководила ею, направляла и оберегала – «делала из Натальи Николаевны все, что хотела», по свидетельству сестры Пушкина. В письмах своих к жене Пушкин постоянно упоминает о «тетке»: «Тебе пришлют для подписания доверенность. Катерина Ивановна научит тебя, как со всем этим поступить», «Благодарю мою бесценную Катерину Ивановну, которая не дает тебе воли в ложе. Целую ее ручки и прошу, ради Бога, не оставлять тебя на произвол твоих обожателей» и т.п. Когда Пушкин представлялся однажды императрице Александре Федоровне, она говорила ему, что Екатерина Ивановна с нетерпением ждет увидеть уехавшую Наталью Николаевну, – «дочь ее сердца, ее приемную дочь». После смерти Пушкина Екатерина Ивановна, несмотря на свой возраст, сопровождала разбитую событиями Наталью Николаевну из Петербурга до Калуги, окружив племянницу самым нежным уходом.

В противоположность теще Пушкина, Екатерина Ивановна с большой симпатией относилась и к самому Пушкину. Письма его полны благодарных упоминаний о ней: «Тетка заезжала вчера ко мне и беседовала со мной в карете: я ей жаловался на свое житье-бытье, а она меня утешала», «Тетка меня все балует, – для моего рождения прислала мне корзинку с дынями, с земляникой, клубникой». Когда после смерти Пушкина ее племянница Екатерина Геккерен, жена убийцы Пушкина, уезжала к мужу за границу, Екатерина Ивановна не захотела приехать к ней проститься.

Тетка Натальи Ивановны Гончаровой и Ек. Ив. Загряжской, дочь последнего гетмана Малороссии, генерала-фельдмаршала графа Кирилла Григ. Разумовского. Очень богатая. В 1772 г. вышла за молодого Измайловского офицера Н. А. Загряжского, с которым разъехалась, прожив с ним почти тридцать лет. Проживала у князя В. П. Кочубея, председателя государственного совета, женатого на ее воспитаннице и племяннице, занимая в его доме квартиру в шесть комнат. С детства она вращалась в кругу придворной знати, была фрейлиной императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II, свидетельницей и наблюдательницей шести царствований. Пользовалась огромным почетом в высших кругах Петербурга, принимала у себя особ царской фамилии. Сафонович, посещавший ее в тридцатых годах, рассказывает: «Загряжская была кривобока… Она отдала все состояние свое Кочубеям и довольствовалась определенным содержанием на домашние свои расходы. Ей было уже более восьмидесяти лет, но она сохранила умственные способности. Каждый вечер собиралось к ней множество посетителей для составления ее партии в бостон или просто посидеть и встретиться со знакомыми, но главнейше повидаться с князем Кочубеем, человеком нужным. В числе гостей бывали у нее все важные и известные люди того времени. Старушка играла в карты очень дурно и всегда проигрывала, но игра сделалась ее потребностью. После игры оставались у нее ужинать. После ужина нельзя было тотчас расходиться: надобно было еще посидеть некоторое время, пока старушка не кончит своего пасьянса. Она не любила рано ложиться спать и удерживала своих гостей как можно долее».