Викентий Вересаев - Пушкин в жизни. Спутники Пушкина

Сестра Euphrosine, бывало, заваривает всем нам, после обеда, жженку; сестра прекрасно ее варила, да и Пушкин, ее всегдашний и пламенный обожатель, любил, чтоб она заваривала жженку. И вот мы из больших бокалов – сидим, беседуем да распиваем пунш. И что за речи несмолкаемые, что за звонкий смех, что за дивные стихи то Пушкина, то Языкова сопровождали нашу дружескую пирушку! Языков был страшно застенчив, но и тот, бывало, разгорячится, – куда пропадает застенчивость, – и что за стихи, именно языковские стихи, говорил он то за «чашей пунша», то у ног той же Евпраксии Николаевны.

Ал. Н. Вульф по записи М. И. Семевского . – СПб. Вед., 1866, № 139.

И часто вижу я во сне:

Лето 1826 года было знойно в Псковской губернии. Недели проходили без облачка на небе, без освежительного дождя и ветра. Пушкин почти бросил все занятия, ища прохлады в садах Тригорского и Михайловского .

П. В. Анненков . Материалы, с. 162.

Изобилие плодов земных, благорастворение воздуха, благорасположение ко мне хозяйки, госпожи Осиповой, женщины умной и доброй, миловидность и нравственная любезность и прекрасная образованность дочерей ее, жизнь или, лучше скажу, обхождение совершенно вольное и беззаботное, потом деревенская прелесть природы, наконец, сладости и сласти искусственные, как-то: варенья, вина и проч., – и все это вместе составляет нечто очень хорошее, почтенное, прекрасное, восхитительное, одним словом – житье!

Н. М. Языков – матери , 26 июля 1826 г. – Языковский архив, вып. I, с. 256.

Каждый день, в часу третьем пополудни, Пушкин являлся к нам из своего Михайловского. Приезжал он обыкновенно верхом на прекрасном аргамаке, а то, бывало, приволочится и на крестьянской лошаденке. Бывало, все сестры мои, да и я, тогда еще подросточек, выйдем к нему навстречу .. . Раз тащится он на лошаденке крестьянской, ноги у него чуть не по земле волочатся, – я и ну над ним смеяться и трунить. Он потом за мной погнался, все своими ногтями грозил; ногти же у него такие длинные, он их очень берег .. . Приходил, бывало, и пешком, доберется к дому тогда совсем незаметно; если летом, окна бывали раскрыты, он влезет в окно… Что? Ну, уж, батюшка, в какое окно влезал, не могу указать: мало ли окон-то? Он, кажется, во все перелазил… Все у нас, бывало, сидят за делом, кто читает, кто работает, кто за фортепиано. Сестра Alexandrine дивно играла на фортепиано. Я, бывало, за уроками сижу. Ну, пришел Пушкин, – все пошло вверх дном; смех, шутки, говор так и раздаются по комнатам… Немецкий язык он плохо знал, да и не любил его; бывало, к сестрам принесет книгу, если что ему нужно перевесть с немецкого. А какой он был живой! Никогда не посидит на месте, то ходит, то бегает… Пушкин, бывало, нередко говорит нам экспромты, но так, чтобы прочесть что-нибудь длинное, – это делал редко, впрочем, читал превосходно, по крайней мере, нам очень нравилось его чтение. Нередко мы угощали его мочеными яблоками; жила у нас в то время ключницей Акулина Памфиловна, ворчунья ужасная. Бывало, беседуем мы все до поздней ночи – Пушкину и захочется яблок; вот и пойдем мы просить Акулину Памфиловну: «принеси да принеси моченых яблок», а та и разворчится. Вот Пушкин раз и говорит ей шутя: «Акулина Памфиловна, полноте, не сердитесь! Завтра же вас произведу в попадьи». И точно, под именем ее, – чуть ли не в «Капитанской дочке», – и вывел попадью .. . Я, бывало, все дразню и подшучиваю над Пушкиным; в двадцатых годах была мода вырезывать и наклеивать разные фигурки из бумаги; я вырежу обезьяну и дразню Пушкина, он страшно рассердится, а потом вспомнит, что имеет дело с ребенком, и скажет только: «Вы юны, как апрель». И что за добрая душа был этот Пушкин, всегда в беде поможет. Маменьке вздумалось, было, чтоб я принялась зубрить грамматику, да ведь какую, – ни больше, ни меньше, как ломоносовскую! Я принялась, было, но разумеется, это дело показалось мне адским мучением. «Пушкин, заступитесь!» Стал он говорить маменьке, и так убедительно, что она совсем смягчилась; когда же Пушкин сказал: «Я вот отродясь не учил грамматики и никогда ее не знал, а слава богу, пишу помаленьку и не совсем безграмотен», – тогда маменька окончательно отставила Ломоносова .

М. И. Осипова в передаче М. И. Семевского . – СПб. Вед., 1866, № 139.