Рон Черноу - Титан. Жизнь Джона Рокфеллера

Когда издательство «Рэндом Хаус» предложило мне написать первую полную биографию Рокфеллера со времен Аллана Невинса в 1950-х годах, я, откровенно говоря, засомневался, будучи убежденным, что предмет исчерпан писателями, которые мечтали извлечь выгоду из его славы. Как можно писать о человеке, который возвел секретность в такой культ? В существующей литературе он производит впечатление в лучшем случае одаренного пустого автомата, а в худшем – злонамеренной машины. Я не мог сказать, был ли он бездушным человеком, опустошенным погоней за деньгами, или человеком большой глубины и силы, но со сверхъестественным самоконтролем. Если правда первое, я бы с уважением отказался; в маловероятном случае, если окажется правдой последнее – что ж, тогда я заинтригован.

Чтобы разрешить вопрос, я провел день в Архивном центре Рокфеллеров в Слипи-Холлоу в штате Нью-Йорк, хранилище миллионов семейных документов. Я рассказал кураторам о своих опасениях и объяснил, что не могу писать о Рокфеллере, пока не услышу его внутренний голос – «музыку его мыслей», как я выразился. И они принесли мне запись интервью, взятого частным образом в 1917–1920 годах в доме Рокфеллера Уильям О. Инглис, нью-йоркский журналист, расспрашивал Рокфеллера для неопубликованной авторизованной биографии. Я корпел над этой рукописью из тысячи семисот страниц и был поражен: Рокфеллер, которого стереотипно считали молчаливым и пустым, как оказалось, обладал аналитическим складом ума, четко выражал свои мысли и мог даже вспылить; он был довольно остроумен, с суховатостью, характерной для среднего запада. Этого человека я не встречал ни в одной биографии. Вернувшись домой, я сказал Энн Годофф, моему редактору в «Рэндом Хаус», что теперь я очень хочу написать эту книгу.

Погружаться во внушительный массив бумаг Рокфеллера все равно, что раскапывать исчезнувший континент. Но даже при таком обилии документации в начале исследования у меня появилось досадное ощущение, что я стою перед сфинксом. Рокфеллер приучил себя раскрывать как можно меньше, даже в личных письмах, и писал их так, будто они могут однажды попасть в руки стороны обвинения. С инстинктивной секретностью он превосходно использовал странные эвфемизмы и туманные фразы. Поэтому двадцать тысяч страниц писем, которые Рокфеллер получил от своего более откровенного делового окружения, оказались неожиданной удачей исторических масштабов. Написанные еще в 1877 году, через семь лет после образования «Стандард Ойл», они дают живой портрет скрытых сделок компании с производителями, переработчиками, транспортировщиками нефти и закупщиками, а также с руководителями железнодорожных компаний, директорами банков и политической элитой. Картина жадности и коварства заставила бы вздрогнуть даже самых предвзятых исследователей Позолоченного века. Мне также невероятно повезло получить доступ к бумагам пяти моих выдающихся предшественников, каждый из которых оставил полные материалы исследований. Я проштудировал множество документов Иды Тарбелл в Музее скважины Дрейка в Титусвилле, штат Пенсильвания, Генри Демареста Ллойда в Историческом обществе штата Висконсин и Аллана Невинса в Университете Колумбия, в дополнение к бумагам Уильяма О. Инглиса и Реймонда Б. Фосдика (автора официальной биографии Джона Д. Рокфеллера-младшего) в Архивном центре Рокфеллеров. Эти собрания содержат огромное количество интервью и других материалов, которые их авторы использовали лишь частично.

Рокфеллера, как и многих магнатов Позолоченного века, либо восхваляли биографы, являющиеся его приверженцами и не видящие ничего дурного, либо поносили злобствующие критики, не видящие ничего хорошего. Подобная однобокость особенно вредна в случае с Рокфеллером, в котором безупречно сочетались грех и святость. Я старался действовать в пространстве широкого коридора между спорщиками и защитниками, убежденный, что жизнь Рокфеллера была единым целым и что набожный, страстно проповедующий христианство Рокфеллер это не просто хитрый фасад для грабежей корпорации. В его характере тесно сплелись религиозность и страсть к наживе. По этой причине я подчеркнул его баптистский евангелизм как ключ, открывающий многие тайны его жизни. Те, кто хотел бы видеть, как на этих страницах Рокфеллера либо демонизируют, либо канонизируют, будут разочарованы.

Сейчас время кажется благоприятным, чтобы воскресить дух Рокфеллера. С падением торговых преград и движением к экономике свободного рынка, мир объединился в глобальный рынок, который затрагивает семь миллиардов душ, а многие страны еще только выходят из марксистских или меркантилистских систем и пробуют капитализм на вкус. История Джона Д. Рокфеллера переносит нас в те времена, когда промышленный капитализм был еще сырым и новым в Америке, а правила игры еще не были написаны. Рокфеллер больше, чем кто-либо другой олицетворял собой капиталистическую революцию, которая последовала за Гражданской войной и трансформировала жизнь американцев. Он воплощал в себе все ее добродетели – бережливый расчет, уверенность в себе, упорный труд и неослабевающую предприимчивость. И все же, как человек, презиравший правительство и ни во что не ставивший конкурентов, он символизировал и многие из ее наиболее отталкивающих пороков. В результате вокруг его карьеры сосредоточились споры о подобающей роли правительства в экономике, которые не прекращаются и по сей день.

«Чтение этой книги воскрешает в моей памяти факты и события, о которых я не вспоминал годами, – размышлял Джон Д. Рокфеллер. – Вещи давно прошедшие и умершие вновь оживают передо мной. Я рад этому, очень рад» 1.

Несколько месяцев Рокфеллер слушал, как его официальный биограф зачитывает вслух книгу Генри Демареста Ллойда «Богатство против Содружества», беспощадное описание его делового пути, опубликованное в 1894 году. Самый богатый человек мира, давно отошедший от дел, которому уже было далеко за семьдесят, нехотя согласился уединиться и вспоминать прошлое. Начиная с 1917 года, по часу каждое утро, Рокфеллер отвечал на вопросы, устроившись в удобном кресле или полулежа на диване в своей спальне в Кайкате, георгианском особняке среди красивых лесов Покантико-Хиллс округа Уэстчестер. Со спокойной совестью, убежденный, что Бог благословил его карьеру и что суд истории оправдал бы его, Рокфеллер покорился этому занятию, только чтобы доставить удовольствие сыну, желавшему очистить семейное имя от всех спорных моментов. Как Рокфеллер напомнил своему биографу, учтивому Уильяму О. Инглису, газетчику, нанятому «Уорлд», старом враге Рокфеллера, только «по настоятельному требованию моего сына, который не знаком с этой историей… сам я бы не стал тратить время и силы на опровержение этих вопросов» 2.