Николай Ковтун - Ангола в сердце моем

Но самым грустным было расставание с семьей. До сих пор перед глазами перрон конотопского железнодорожного вокзала, грустное и заплаканное лицо супруги, плач четырехлетней дочери Ирочки и особенно ее крик: «Папа! Папочка! Папуля! Не уезжай!»

Мы с супругой надеялись встретиться через некоторое время в спецкомандировке, когда я прибуду на место службы и устроюсь, но только маленькая дочка каким-то чувством поняла, что следующая встреча с отцом состоится через долгих пятнадцать месяцев. С грустью я покидал прекрасный украинский городок Конотоп.

6 декабря 1982 г я прибыл в управление кадров Политуправления Сухопутных войск, но там со мной никто не стал беседовать и сразу направили в 10 ГУ ГШ ВС СССР. Меня встретил и оформлял документы полковник В. Сунцов, очень вежливый, как потом оказалось, скрытный офицер. Обращался со мной как с хорошо знакомым офицером, по-дружески. Он не сказал мне сразу, что я еду не в Йемен, а в Анголу. Об этом я узнал во время прохождения медицинской комиссии от медсестры, которая делала мне уколы от желтухи и ещё от каких-то болезней, заметив при этом, что в Анголе многие болеют. Я удивленно сказал ей, что еду в Йемен, а не в Анголу, на что она ответила, что группа которая проходит сегодня медкомиссию, через три дня улетает именно в Анголу. Я обратился за разъяснением к Сунцову и он мне объяснил, что недавно в Анголе в ходе боевых действий был убит советник начальника политотдела бригады и необходимо срочно заполнить вакантную должность. Но как выяснилось потом, по прибытии в Луанду, это было неправдой. Действительно, в Анголе 27 августа 1981 г. в ходе нападения юаровских войск на позиции 11 ПБР погиб советник начальника политотдела этой бригады подполковник Важник Иосиф Илларионович. Но, во-первых, это произошло более года тому назад, а во-вторых, как выяснилось в последствии в Луанде, я направлялся в бригаду, в которой до меня не было советника начальника политотдела. Мне до сих пор непонятно, почему обманул меня полковник В. Сунцов? Из бесед с некоторыми советниками, и читая их воспоминания, стало известно, что такой метод обмана в десятом управлении применялся не один раз. Известие о командировке в Анголу меня не обрадовало, я был сильно разочарован и огорчен, так как понимал, что служба в Йемене, по рассказам бывших там советников, спокойная, обустроенная и с семьей, а в Анголе идет гражданская война. Но я согласился, хотя, наверное, моего согласия никто бы и не спрашивал, да и перспективы моей службы, в случае отказа от спецкомандировки, в дальнейшем были бы туманны. Не обрадовалась и супруга. Однако я считаю, что у каждого жизнь наверху уже расписана и ты свою судьбу не изменишь, как должно быть, так и будет. Человек предполагает, а Господь Бог располагает. У психологов есть один очень важный совет — если вы не можете изменить обстоятельства, то измените отношения к ним. Поэтому мною было принято решение — Ангола так Ангола, солдаты свою судьбу не выбирают — куда пошлют, туда и поедут.

Девять дней московской жизни пролетели очень быстро. За эти дни на вещевом складе ателье, что на Фрунзенской набережной, нам выдали новую гражданскую одежду, но, так как я мало представлял погодные условия Анголы и это была первая спецкомандировка, то в выборе одежды затруднялся и полагался на советы других советников. Согласно ростовке каждый выбрал себе то, что понравилось. Набор одежды был минимальным и нужно было за один раз полностью экипироваться. Было много инструктажей, правда, в основном о том, как себя должен вести за рубежом гражданин Страны Советов. Очень мало было информации об особенностях политической и военной обстановке в стране, культуре и обычаях ангольского народа. Никто из Главного политического управления СА и ВМФ не выступал перед нами. Не было и встреч с советниками, которые вернулись со спецкомандировки.

Был только четкий инструктаж о том, что брать с собой. Особенно это касалось продовольственных товаров. Все советские советники и специалисты, и не только в Анголе, знали давно установленный закон, что те, кто прибывает вновь или из отпуска, должны привезти с собой черный хлеб, селедку и спиртное.

Нам с собой разрешали брать традиционный «представительский» набор: по две бутылки водки (я помню, что вывез, пять), две буханки черного хлеба, две банки селедки. Я еще взял около килограмма сала, какой же хохол без сала, лука и чеснока. Для меня, в эти последние дни, было проблемой найти учебник португальского языка и русско-португальский разговорник. Государство об этом не позаботилось и, наверное, решило не делать лишних затрат. Справиться со всеми проблемами мне помог мой друг и земляк (мы с ним родом из одного села) подполковник Юхименко Иван Иванович, который жил и служил в Москве. Как командир отдельного военно-строительного батальона у него был служебный «УАЗ» и он меня здорово выручал. Да и жил я у него. За все это, за важную для меня в те дни поддержку, я очень благодарен Ване и его жене Алле. Они, как и большинство москвичей, очень гостеприимны. К сожалению, Иван Иванович уже отошел в мир иной. Пусть земля тебе будет пухом, мой друг.

Для меня спецкомандировка была первой поездкой за границу, опыта не было никакого. Тем более, что о командировке в Анголу я узнал только за три дня до отъезда. Мои познания об этой стране были скудными, особенно о современной военно-политической обстановке и ограничивались статьей из Большой Советской Энциклопедии, школьным курсом географии и несколькими статьями из газет. Для меня с детства Африка была чем-то первобытным, жарким местом, куда Корней Чуковский заклинал не ходить гулять. Но нас направляли в Африку не гулять и не к теще на блины. Поэтому путь в Анголу был дорогой в неизведанное. На мой взгляд, в таком же состоянии находились и другие советники и специалисты. Но в «десятке» об этом беспокоились мало.

А начался этот путь с аэропорта «Шереметьево-2», где мы сели в АН-26 и через три часа полета совершили промежуточную посадку в аэропорту Будапешта, в котором из-за тумана нас продержали в закрытом помещении более десяти часов. Мы все это время находились в замкнутом пространстве, а граждане других стран могли перемещаться свободно. Для меня все это было странным и обидным за нас советских людей.

После Будапешта предстоял девятичасовой беспересадочный перелет над синими просторами Средиземного моря, африканского континента, поразившего меня желтыми огнями ночных городов и коричневым цветом территории большинства стран, над которыми мы пролетали, насколько их было можно рассмотреть в иллюминатор.