Дженнифер Уорф - Посреди жизни

К счастью, так продолжалось недолго. Постепенно ее разум затуманился, как обычно бывает при приближении смерти. Любые движения, речь и, наверное, даже мысли требовали больше сил, чем у нее оставалось. Дыхание, кровообращение и обмен веществ замедлились. Смерть наступила и успокоила ее, и в конце концов она узнала, что бояться нечего.

«Надежда – это не убежденность в том, что все будет хорошо, а уверенность: то, что ты делаешь, имеет смысл вне зависимости от того, чем дело кончится».

Чем больше опыт встреч со смертью, тем осторожнее человек о ней высказывается. Смерть многолика. Способов встретить смерть не меньше, чем способов жить.

Вернее, не совсем так. Попытаюсь пояснить. Последние десять – тридцать часов перед смертью у разных людей зачастую очень похожи: человек уже лишь частично осознает пространство, время и окружающих людей, он переходит на другой уровень существования, где царят мир и спокойствие. И если не беспокоить его, не стараться вырвать его насильно из этого состояния, то смерть не мучительна. А вот более ранний период – недели, месяцы или даже годы болезни и старения – может быть очень разным.

Мистер Андерсон был консультантом в международной финансовой компании. Он был очень успешным, уверенным в себе и довольно замкнутым человеком, который особо не нуждался ни в развлечениях, ни в теплом отношении: ему было вполне достаточно работы, которая занимала большую часть его времени и мыслей. Отдыхать он любил в дальних горных походах, где спал в деревянных хижинах, карабкался по скалам и бродил по руслам рек. Это был приятный контраст с его привычной деловой жизнью, к тому же походы позволяли ему оставаться в хорошей физической форме. С личной жизнью было хуже. Он женился на хорошенькой девушке, которую, как ему казалось, любил, – женился, потому что это казалось ему правильным. Но он не знал, как вести себя с женщинами, и вскоре его жена ушла к другому. Он был не особенно расстроен и наслаждался свободной жизнью холостяка.

Он никогда не болел ни дня и гордился своей физической формой: ведь он много ходил пешком, правильно питался, не курил и редко употреблял алкоголь. У него не вызывали ни малейшего сочувствия его коллеги, которые много ели и пили, курили как паровоз, ездили всюду на машинах или такси, а потом жаловались, что неважно себя чувствуют. «Чего они ожидали?» – думал он.

И когда у него начались боли в животе и ухудшилось самочувствие, он был даже обижен: ведь такого не должно было случиться! На неделю он исключил из своего рациона мясо и жиры, питаясь одними салатами. Вроде бы ситуация улучшилась, и он был доволен, что ликвидировал проблему в зародыше. Но через неделю или две вернулась тошнота с изжогой. Тогда он подумал, что, наверное, у него та самая грыжа пищеводного отверстия диафрагмы, о которой он где-то слышал, – грыжа бывает у многих, тут не о чем беспокоиться. В остальном он неплохо чувствовал себя, работа кипела, и он планировал свой первый поход в предгорья Гималаев. Жизнь слишком насыщенна и интересна, чтобы беспокоиться из-за какой-то там изжоги.

Но ему не становилось лучше, и через месяц он пошел к доктору, который осмотрел его и обнаружил непонятное уплотнение в верхней части живота. Врач сказал, что надо бы получить второе мнение, за которым посоветовал обратиться к гастроэнтерологу в больнице Ройял Фри.

Мистер Андерсон возмутился.

– Но я занят! Впереди так много работы, а через десять недель я отправляюсь в Гималаи.

На что доктор ответил, что для такой поездки нужно быть в хорошей форме, и все-таки выписал направление.

В Ройял Фри мистера Андерсона отправили в операционную для обычной диагностической лапаротомии, а возможно, для частичной гастрэктомии (не забывайте: в то время не было никаких электронных сканирований). Однако, вскрыв брюшную полость, хирург в ужасе увидел бесформенную опухолевую массу, врастающую в желудок и двенадцатиперстную кишку. Он тут же зашил рану и с отчаянием поглядел на своих помощников и медсестер. Как сообщить сорокапятилетнему человеку, что у него неоперабельный рак и жить ему осталось всего несколько недель?

Никто ничего не сказал. Но все понимали, какая это огромная ответственность. Если, конечно, они вообще решатся сообщить такое. Иногда лучше поддерживать надежду на выздоровление; иногда – сказать правду. Но как понять, что лучше для конкретного пациента? Самый решительный человек, который говорит: «Я хочу абсолютной правды», может рассыпаться на куски, столкнувшись с этой правдой. А другой может воспринять новость спокойно и даже неожиданно обрести мужество и решительность. Никогда не знаешь наверняка, и поэтому обычно лучше предоставить инициативу пациенту. И тогда, может быть, вы поймаете намек на то, что́ больной хотел бы услышать. Но даже и здесь легко ошибиться, потому что люди склонны обманываться. Умирающий редко смотрит в лицо смерти, кроме разве что самого конца. А в начале смертельной болезни он может верно догадываться о том, что происходит, но знать он в этот момент обычно не хочет.

Напрямую никто не сказал мистеру Андерсону, что его рак неоперабелен. Ему просто сказали, что шесть недель лучевой терапии пойдут на пользу. Так что он поступил в больницу Марии Кюри с хорошим самочувствием и был намного активнее и бодрее всех остальных пациентов. Он даже с некоторым презрением относился к другим и просил, чтобы его поместили в отдельную палату.

– Мало того, что здесь никакого личного пространства! Хуже, что я не могу разговаривать по телефону.

Я сказала ему, что у нас есть телефон-автомат для пациентов.

– Таксофон! – выпалил он с отвращением. – То есть мне придется опускать туда монетку каждый раз, когда мне понадобится позвонить?

Я сказала, что поговорю с сестрой-хозяйкой. В Марии Кюри мы старались, чтобы наши пациенты были по возможности счастливы, особенно если мы знали, что их дни сочтены. Матрона всегда хотела угодить пациентам, и она подробно поговорила с мистером Андерсоном про телефон. Оказалось, что на самом деле ему нужен кабинет, из которого он мог бы продолжать управлять своими деловыми предприятиями через секретаря.

Матрона нервно сглотнула. С таким она еще не сталкивалась. Больница – это больница, а не офисное здание. Она могла бы так сказать, но не сказала. Он умирает, и кто может ему отказать? На первом этаже была кладовка для щеток и метел, которой редко пользовались, и они вместе ее осмотрели. Мистер Андерсон сказал, что это помещение вполне подойдет, если только там убрать все ненужное и поставить письменный стол. Матрона была не уверена, что найдется свободный стол, так что он сам заказал себе туда стол, а заодно оплатил установку телефона. Удивительно, как быстро удалось превратить кладовку в небольшой, но вполне рабочий кабинет. Секретарь, энергичный юноша в безупречном костюме, явился с кучей папок и скоросшивателей, и через два дня мистер Андерсон был уже весь в работе. Мы не знали, каким бизнесом он занимается, но это было по меньшей мере необычно, и медсестры были явно впечатлены.