Иван Полегаев - Брат братом силён

— Нет, так будет! — ответил он уверенно.

Переправлялись через Волгу на пароме глубокой ночью, но гитлеровцы «повесили» в небе «фонари» (от них было светло, как днем) и бомбили беспрерывно. Паром мотало, как челнок. Много погибло людей, Волга была красной от крови. В ту пору ее называли горящей рекой.

Через три недели мы прибыли на станцию Баландино. Семьи оставили в вагонах, а сами пошли узнать, где строился металлургический завод. Оказалось, в километрах пятнадцати-двадцати от станции. Дорога была плохой, идти трудно. Навстречу дул холодный пронизывающий северяк с крупой.

— Южный Урал действительно не Северный Кавказ, — вспомнил я, поеживаясь, остроту, брошенную кем-то в поезде.

— Ничего, привыкнем — не такое испытали! — вполне оптимистично ответил Михаил Елисеевич Бойко (после войны он станет начальником прокатного цеха, позднее главным прокатчиком завода). — Где-то тут, по моим данным, должна быть станция Шагол.

— Послушаем, что споет нам этот щегол, — попытался я снова пошутить.

За разговорами, шутками вроде как было теплее.

Перед нами предстала панорама строившегося завода. На месте березовых колок, болотных кустарников и чахлого редколесья строители рыли котлованы, возводили корпуса будущих цехов, наладчики и эксплуатационники монтировали металлургическое оборудование. Кругом горели костры, иначе не продолбишь землю. Повсюду слышались простуженные мужские голоса, кое-где гремел оркестр — под музыку, видимо, легче работалось. Иногда все это заглушали свистки паропутевых кранов и тарахтенье трехтонок с газогенераторами по обеим сторонам кабины — горючего не хватало, уральцы первыми перешли на деревянное топливо.

Людей на стройке было много — тысячи, десятки тысяч. Русские, украинцы, белорусы, армяне, узбеки, казахи, немцы — кого только здесь не было! Многие одеты в армейские ватники — это бойцы 5-й саперной армии, прибывшие сюда из-под Сталинграда. Чувствовалось, здесь тоже фронт. Трудовой! Скоро и я со своей семьей стал его участником.

На станцию подъехали грузовые машины из соседних колхозов и совхозов, с ними — представители хозяйств. Всех эвакуированных развезли по окрестным деревням. Мы попали в Худяково, которое находилось недалеко от нынешнего аэропорта. Местные жители взяли в каждый дом по семье. Всех разобрали, а к нам даже никто не подошел. Семья-то большая, одиннадцать человек: мать, пятеро сестер, брат, я, жена моя и двое детей. Мама сама обратилась к одной женщине:

— Дочка, возьми нас, пожалуйста. Ребята в дороге намаялись и уж давно не кормлены.

— Дом-то у меня небольшой, а вас вон сколько! — ответила женщина. — Но не оставаться же под открытым небом?! Что ж, пойдемте.

Хозяйку нашу звали Прасковьей Ивановной. Фамилия, как и у многих в деревне, Худякова. Муж и сын воевали, а другой — подросток — был при ней.

Прасковья Ивановна достала из чулана чугунный котел. Мы нагрели в нем воды и прямо в комнате (на дворе уже стоял октябрь) принялись мыться. Мама наголо остригла Костю, Люсю и наших малых ребятишек. После дала чистое нижнее белье, а грязное собрала в кучу и бросила в печь.

Хозяйка тем временем приготовила большую сковороду мятой картошки, размешанной на молоке. От жара в печи картошка подрумянилась, источала необыкновенно вкусный запах. Не забуду, с каким аппетитом и наслаждением ели мы. И в дальнейшем хозяйка заботилась о нас, как о родных. Здесь, вдали от своего дома, мы нашли уют и теплоту. Вот когда почувствовали во всей красоте подлинный характер уральцев — отзывчивость, доброту, взаимопомощь.

Прасковья Ивановна оказалась бригадиром овощеводческой бригады. На следующий день она пригласила нас помочь совхозу убрать урожай. Когда мы почти всей семьей вышли в поле, подруги Худяковой изумились:

— Где ты, Прасковья, собрала такое войско?

— С Волги прибыли, прямо из Сталинграда. Это будет наше фронтовое звено.

Так мы и трудились этим звеном, помогали совхозу убирать картошку, капусту, морковь и турнепс.

Прошло полтора месяца, и я, наконец, потребовался заводу. Поселили нас в эвакогородке, что находился за нынешним коксохимом. Тридцать бараков были выстроены здесь. В десятом, в комнате № 12, жили мы, у меня до сих пор ордер сохранился. Получили ключи, открываем дверь, перед нами — небольшая комната, одно окошко, двухъярусные нары, сбитые из холодных сырых досок.

— Как в матросском кубрике, — присвистнул Костя. — Люська, нагрей воды! — скомандовал младшей сестренке. — Будем палубу драить.

Так и прожили всю зиму в этом кубрике. Да еще у нас поселился мой друг Семен Леонтьев. Жена его ждала ребенка и уехала к своим родителям в деревню.

Поступили все на завод. Меня направили на базу оборудования принимать грузы с прибывающих эвакуированных эшелонов. Костя пошел учеником токаря в мастерские прокатного цеха. А позднее его перевели в ремонтно-механический. Работал он по-фронтовому: был на заводе одним из инициаторов движения двухсотников.

Сестра Раиса устроилась в первом прокатном контролером ОТК (до пуска цеха была здесь разнорабочей), Мария — в цехе сетей и подстанций, Тося — в электросталеплавильном, Фаина — в центральной заводской лаборатории, затем в электросталеплавильном, доменном, Людмила — в первом прокатном, а потом во втором обжимном. Всю войну каждый из нас делал свое скромное, но нужное дело! Я еще вернусь к этим дням и расскажу о моих сестрах и брате.

Весной цех сетей и подстанций выделил Марии отдельную комнату. В ней поселились мои сестры и брат. В нашем кубрике стало просторнее, но не надолго. Вскоре приехала жена Семена с грудным ребенком. Так и жили мы две семьи вместе. Жили дружно; как говорится, в тесноте, да не в обиде.

В западной стороне от стройки, невдалеке от реки Миасс, расположился железнодорожный Мельничный тупик. Здесь находилась заводская база оборудования. В первое время тут была самая горячая работа. Еще в ноябре сорок первого, за год до нашего приезда, старый большевик А. К. Богенс привел сюда первый состав с эвакуированным оборудованием из Алчевска (ныне Коммунарск). Потом металлурги подмосковной «Электростали» привезли электросталеплавильные агрегаты, липчане — доменные печи, сталинградцы — станки с «Красного Октября».

Прямо вдоль путей стояли наскоро сколоченные сараи, в них складывали прибывающее оборудование. Его было столько, что в нем легко можно запутаться. И я удивлялся, как начальник нашего УКСа А. Л. Рубинштейн разбирался в нем. Александр Львович не только знал по картотеке, где какая деталь находилась, но и мог рассказать все ее технические данные. «Главное — ничего не перепутать!» — не уставал напоминать он.

Однажды на Мельничном тупике произошел такой случай. Замнаркома черной металлургии И. П. Бардин сообщил наркому И. Ф. Тевосяну, что на базе оборудования в Челябинске, кажется, пропала доменная печь. Тевосян приказал Рубинштейну срочно отыскать ее. Александр Львович сразу за свой блокнот, внимательно полистал его и, облегченно вздохнув, сказал рабочим: «Вот здесь, пожалуйста, осторожно раскопайте снег!»