Тотырбек Джатиев - Дика

Она не успела додумать, как два «мессершмитта». заметив «Ласточку», ринулись на нее. Вот первая очередь трассирующих пуль прошла слева, вторая — чуть впереди. Нащупывают, сволочи! Ловушку готовят!

Илита прижимала свою «Ласточку» к морю. Но опускаться к самым волнам боялась. Рискованно это. В случае прямого попадания ей не удастся воспользоваться парашютом: выброситься-то она успеет, а вот раскрыть парашют — нет.

Черной тенью мелькнула наверху машина врага. «Ласточка» вздрогнула, словно кто-то хлестнул ее сильной плетью. Попадание! Илита обернулась: сзади горели фанерные стенки фюзеляжа. Огонь, словно живое существо, бежал и бежал к мотору, к кабине. Прощай, «Ласточка», ты сделала все, что могла, ты дралась до последнего! Прощай! Илита выбросилась из горящего самолета. Машина, пылая и чадя, несколько раз перевернулась в воздухе и упала в море.

Летя в свободном падении, Илита в первую секунду ничего не сознавала. Потом вдруг сознание прояснилось, стало четким. Первым делом она рванула кольцо парашюта. Затем измерила взглядом расстояние до поверхности моря: успеет ли парашют раскрыться? Удар о воду может кончиться печально. О таких случаях Илита слышала. Так что же там с парашютом? Почему не чувствуется рывка строп?.. Рванули наконец-то! Она посмотрела наверх: шелковый купол туго натянут ветром — все в порядке!

Теперь надо надуть резиновый круг, что идет вокруг груди. Илита быстро открыла клапан спасательного круга, взяла в рот шланг. Круг надулся, стягивая тело тугим обручем. Внизу — вода. Громкий плеск, и Илита ушла в глубину. Упругая сила спасательного пояса тут же потянула ее наверх.

На воде она держалась хорошо. Мешал, правда, парашют, который быстро намок и, словно тормоз, связывал каждое движение. Но Илита быстро освободилась от него, перерезав стропы.

Первые мгновения она не чувствовала холода. А вода была адски холодна! И она пробиралась к телу сквозь ткань и мех комбинезона, ледяным прикосновением обожгла руки, ноги и грудь. Илита понимала, что долго продержаться в таком лютом холоде не сможет. Вся надежда на то, что с берега увидели гибель У-2 и вышлют патрульное судно. Но скоро ли придет это судно? С таким же успехом к месту гибели самолетов могли послать свои сторожевые катера и немцы, и тогда Илита окажется в руках врагов. Нет, уж лучше — смерть!

Илите было хорошо известно, как мучают фашисты наших пленных. Стремясь выпытать у них данные о расположении советских частей, о намерениях командования, они шли на всё. Моряки из десанта, высадившегося в Керчи и Феодосии, рассказывали Илите, в каком виде они нашли бойцов, захваченных фашистами: исколоты штыками, на груди вырезаны звезды, ногти на ногах и руках сорваны. Нечеловеческие мучения ждали тех, кто был захвачен гитлеровцами в плен…

Илита вспомнила, что во внутреннем кармане комбинезона у нее есть пистолет. Но достать его невозможно — пояс мешает. Да и неизвестно, будет ли стрелять пистолет после того, как оказался в воде. В общем, куда ни кинь, везде клин.

Руки и ноги у Илиты начали коченеть. Одно спасение — беспрестанно двигаться. Но откуда взять силы, чтобы без устали молотить руками по воде и болтать ногами? Севастополь был километрах в пяти. Если б все это случилось летней порой, доплыла бы до берега. Но сейчас зима, сейчас вода — не вода, а расплавленный лед…

Сознание ее мутилось. Ей вдруг показалось, что стоит только выпрямить ноги, и они коснутся дна. Вытянула, но никакого дна не нашла. Обман! Потом привиделся родной дом в Фарне — большой, крепкий, сложенный из кирпича. И поднявшееся солнце так славно освещало его. Веселые окна звали: «Входи, Илита, входи!» Но видение сразу же пропало. Илита ударила по воде рукой. Снова обман!..

Надо прийти в себя. Надо двигаться. Двигаться, двигаться, двигаться!.. Илита все плыла в сторону Севастополя. Каждый метр давался ей с великим трудом. Минута текла, как вечность. А холод, обжигающий, свирепый, казалось, хотел изгнать из тела Илиты последнюю каплю тепла…

Еще метр… И еще один… Она остановилась, устало и безнадежно склонив голову набок. И тут же новое видение встало перед глазами: лицо отца. Да-да, она так ясно видела старого Крима, будто он и не умирал. Крим приблизился к ней, что-то сказал, улыбнулся. Потом его лицо, странно исказившись, поплыло в сторону…

Илита не чувствовала, как ее поднимали на борт подводной лодки, как старшина, пожилой человек с большими сивыми усами, вливал ей в рот обжигающий спирт, как растирали ей руки и ноги. Жизнь возвращалась в тело Илиты медленно, как бы нехотя…

Очнулась она только через три часа, уже утром. Около ее койки на табурете сидел старшина. У него было усталое, заботливое лицо, действительно чем-то похожее на лицо старого Крима.

— Где я? — словно сквозь сон, спросила Илита. Но ответа не услышала — волна забытья снова подхватила ее и понесла, понесла…

Пребывание в ледяной воде не прошло для Илиты бесследно: она заболела, и ей пришлось почти месяц пролежать в одном из севастопольских госпиталей с тяжелым, двусторонним воспалением легких. Собственно, первые дни в госпитале она была в забытьи. Бредила. В бредовых видениях она снова воевала: держала штурвал погибшей «Ласточки», шла на выручку Ефименко, сидела лицом к лицу с майором Джапаридзе, объясняя командиру историю с елочкой…

Война и то ощущение вечной опасности и тревоги, которые она постоянно испытывала, окрасили и прошлое Илиты. Когда в бреду она видела альпийские луга, белопенный стремительный Терек, пляску лихих джигитов под гармошку, ее не покидало чувство шаткости мира и спокойствия: каким-то краем души она помнила, что идет война, что тихая жизнь Фарна обманчива, что ее уже нет…

Но наконец Илита выздоровела. Весна была в разгаре, когда Даурова попрощалась с товарищами по госпиталю. Со многими она успела подружиться: с врачами, сестрами. Надев свою старую гимнастерку, Илита покинула больничную палату.

Госпиталь был укрыт от налетов вражеской авиации и артобстрела в глубине пещер, бывших каменоломен, — именно сюда и доставили Илиту моряки с подводной лодки, после того как подобрали ее на траверзе Севастополя.

День был по-весеннему теплый и приветливый; густой до синевы воздух стоял над морем, над крымской землей. Илита остановилась у входа в госпиталь — вход забаррикадировали толстыми бетонными плитами — и с жадностью глядела вокруг. В этот час в Севастополе было странно тихо, словно война кончилась и пушки и пулеметы замолкли навсегда. Тем печальнее выглядели пустынные, чуть дымящиеся руины города. Тем больше страшило гнетущее безлюдье. Но вот тишину прорезал визг снаряда: и-иу-уу-гах! И тут же застрочили пулеметы — торопливо, захлебываясь, перебивая друг друга.