Евгений Петров - Год рождения — 1917

Нелегко дался мне первый крупный опус.

…Небольшая комната с окном, затянутым черной шторой. На конторке, освещенной лампой, скрытой под металлическим колпаком, ватман. Его можно сравнить с огромной шахматной доской. Внизу и вверху ватмана — границы отделения. Одна — на севере, в Архангельске, другая — на юге, в Вожеге. По клеточкам ползут десятки линий, красных и черных. Красными линиями обозначены пассажирские и почтовые поезда. Им должна быть при всех случаях обеспечена зеленая улица. Каждый поезд имеет свой номер. Паутина линий ползет навстречу друг другу и с севера, и с юга. На многих станциях и разъездах линии скрещиваются. Искусство диспетчера и состоит в том, чтобы поезда разминулись на однопутной линии с меньшей потерей времени.

Человек, сидящий у селектора, сплачивает воедино дежурных по станциям и разъездам, паровозные и поездные бригады. Малейшая промашка грозит пробкой, которую не «расшить» и за несколько суток. Критические моменты возникают ежеминутно то в одном, то в другом месте.

Ивана Гавриловича бросали на узкие места. Он дежурил и на участке Вожега — Няндома, и на участке Няндома — Архангельск.

— Вызываю Вандыш! — повелительно говорит диспетчер в селектор.

И в ту же секунду:

— Вандыш слушает.

— В час ноль-ноль на станцию прибудут два эшелона. Один — с юга, другой — с севера.

— Принять не могу. Свободен только один путь. На втором пять платформ, поданных под погрузку леса.

— А тупик? У нас же есть тупик!

— Для переброски платформ сейчас нет ни паровоза, ни дрезины.

— Разбудите людей, перекатите платформы в тупик вручную. В вашем распоряжении тридцать минут. Доложите о готовности к принятию двух поездов.

И вслед за этим:

— Емца?

— Емца слушает!

— Пригласите к селектору машиниста поезда двенадцать-девяносто три.

— Машинист поезда двенадцать-девяносто три слушает!

— Сергей Петрович, здравствуйте. Говорит Иван Гаврилович. Просьба к вам. Не сможете ли нагнать в пути двадцать минут? Хочу ваш маршрут ввести в Няндоме в график. Даю вам зеленую улицу.

— Трудновато, Иван Гаврилович. В топке потекли дымогарные трубы. Но все же постараемся уважить вашу просьбу.

Так всю смену. Готовых ходов и решений нет. Когда помогает приказ, когда просьба. Здесь, у селектора, бьется пульс дороги. Он не позволит затихнуть движению. По стальным ниткам, питающим страну, поезда идут по графику…

Пришло новое оборудование для нашей типографии: «американка», шкафы-реалы, наборные кассы, комплекты шрифтов — текстовых и заголовочных, медные линеечки, отливающие золотом. «Американка» уже не одну неделю стоит в ящиках. Монтажники не спешат. Заметив азартный блеск в моих глазах, редактор снизошел:

— Собирай, монтируй, не возражаю.

Загадочно звучат названия: тигель, талер, валики. Не верится, что своими собственными руками ставлю раму с набором на талер. Как рыба на сковородке, шипят валики, накатывая набор краской. Тигель плавно прижимается и тут же откидывается назад. А после этого в руках четкий, свеженький оттиск полосы. Не надеясь на положительный ответ, прошу:

— Можно попечатаю, Иван Иванович?

— Попробуй.

Как опытный печатник, отмыл руки керосином. Подрыхлил стопку бумаги на полочке справа, включил рубильник. Тигель еле-еле качнулся и медленно описал кривую — одну, другую. Неожиданно мотор натруженно загудел. Тигель будто сорвался с цепи и начал метаться, как в лихорадке. Я едва успевал отбрасывать оттиски в сторону.

— Выключай, пока не поздно, мотор! — прокричал Иван Иванович.

Рванул на себя рубильник. «Американка», сбавив ход, притихла. Слева от машины — груда испорченных листов.

Вид у меня был, видимо, не из бодрых.

— Не падай духом, — успокоил Иван Иванович. — Не велика беда, что наделал браку. Плохо, что сунулся в воду, не зная броду. Так можешь и покалечиться и машину угробить.

Выложив в верстатке очередную строку, он пояснил:

— К мотору реостат нужен. Тогда у машины плавный ход будет. Будет тогда и качество.

Старый наборщик всем своим поведением давал урок трудолюбия. Высохший, длинный, с запекшимися губами, Иван Иванович ни минуты не обходился без дела. Закончив набирать статью, он стягивал шрифт шпагатом, смачивал колонку мокрой тряпкой, накатывал набор ручным валиком. Затем набрасывал на колонку мокрый листочек и выбивал оттиск щеткой. Отпечаток откладывал на вычитку. Тут же принимался орудовать шилом, исправляя набор после корректуры. В промежутках между срочными делами принимался разбирать старые полосы. Литеры из его рук сыпались горохом и падали безошибочно в нужные гнезда наборной кассы.

Вместе с высоким мастерством унаследовал Иван Иванович и профессиональные недуги полиграфистов царского времени. Его точил туберкулез. Когда заводились деньги, он пил. Его глаза, затянутые желтой пленкой, слезились. После похмелья, за что бы он ни брался, все валилось из его рук. С досады он сплевывал и уходил, чтобы любой ценой разжиться на четвертинку. Выпивал ее залпом, без закуски, сваливался тут же у верстака и засыпал беспробудным сном. Запои продолжались неделями. Редактор посылал в его адрес проклятия, грозился выгнать.

К счастью, наступало просветление. Иван Иванович, смущенный, переступал порог редакторского кабинета. Из-за плотно закрытой двери долго неслись раскаты громового баса Курочкина. Редактор в конце концов сменял гнев на милость. Пристыженный и какой-то пришибленный, Иван Иванович молча приступал к своим обязанностям. И снова все у него ладилось. Ладилось до… новой беды.

Стараясь вывести старика из угнетенного состояния, я обращался к нему с первыми попавшимися просьбами:

— Можно, Иван Иванович, я попробую понабирать?

В такие минуты в глазах старика вспыхивала искорка благодарности. В его взгляде было написано: «Спасибо, что не побрезговал обратиться ко мне. Спасибо, что не помнишь зла!»

Он выбирал из стопки оригиналов маленькую заметочку и в знак одобрения моей затеи кивал, к какому верстаку мне можно встать.

Слова, изложенные на листочке, приобретали форму строчек из свинцовых литер, чтобы потом перейти на бумажный лист и отправиться в тысячах экземпляров к людям. Они читали, что на севере строится Беломоро-Балтийский канал, а на промышленных предприятиях созданы подсобные хозяйства. В газете появился призыв: «Каждому заводу, каждой столовой — свой крольчатник!» А рядом заметка о том, что в стране создан первый станок «ДИП» — «Догнать и перегнать». В Каракумской пустыне испытываются отечественные автомобили и самолеты конструкции Туполева и Яковлева. Летчик Водопьянов совершил перелет на дальность по маршруту: Москва — Камчатка. Летчик Коккинаки побил рекорд высоты, принадлежавший доныне итальянскому летчику.