Елена Вайцеховская - Олимпийские игры. Очень личное [litres]

Он покрутил в руках металлическое изображение советского флага и вдруг сказал:

– У вас нет страны. Но вы – великая нация. Если способны так расстраиваться из-за серебряной олимпийской медали…

Еще один парадокс: за тех, кто в 1992-м входил в Объединенную команду, а после, волею судьбы, оказался в самых разных странах, все последующие годы, что они продолжали выступать, я болела, как за своих. Не получалось, например, глядя на всевозможных борцовских чемпионатах на Алика Тер-Мкртчана, который выходил побеждать уже в костюме немецкой сборной, забыть, как горько он плакал в том пустом коридоре олимпийского зала, став вторым…

Совместно пережитые, пропущенные через себя трагедии – тот же цемент в человеческих отношениях. Счастливые и горестные моменты – у каждого свои – сроднили с Барселоной всех, кто был на тех Играх. Просто у нас воспоминания остались ярче. Все-таки именно наша команда тогда оказалась сильнейшей.

… А ведь для кого-то Барселона – это просто один из городов мира…

Олимпийские игры 1994 года в Лиллехаммере стали для меня первым журналистским опытом работы на подобных соревнованиях в одиночку. Опытом уникальным и поистине неоценимым.

То, что в Лиллехаммере оказалась именно я, стало следствием определенного стечения обстоятельств. Найти денег на поездку журналиста за границу в начале девяностых по-прежнему оставалось проблемой для любого издания. И уж тем более для столь юного, каким был «Спорт-Экспресс».

На выручку пришли руководители российского олимпийского комитета: решили за свой счет, точно так же, как это было в 1992-м, повезти в Лиллехаммер группу олимпийских чемпионов прошлых лет, расселив их в самых обычных норвежских семьях и снабдив весьма ограниченным числом билетов на спортивные мероприятия.

Перед коллегами по большому спорту у меня было громадное преимущество – официальная аккредитация, дающая право посещать все соревнования. Она была у «Спорт-Экспресса» единственной, мне ее в итоге и вручили. Отсутствие сколько-нибудь солидного журналистского опыта в расчет не бралось. Отсутствие собственных денег – тоже.

Собственно, я и сама не очень комплексовала по этому поводу: одна только возможность увидеть, как на лед Лиллехаммера выйдут уже вроде бы ушедшие из большого спорта легендарные фигуристы прошлых лет, которым Международный союз конькобежцев на время возвратил любительский статус, стоила в моем представлении любых жертв. И я начала собирать чемодан для поездки в Норвегию.

Самый первый редакционный компьютер-ноутбук появился в «СЭ» именно тогда. Его привезли в редакцию вместе с человеком по имени Антон, который должен был за пятнадцать минут (именно столько оставалось до отъезда в аэропорт) научить меня отправлять репортажи из Лиллехаммера на редакционный факс. Накануне я простудилась. И, сидя перед компьютером с температурой 39,5 (мысль о том, чтобы отказаться от поездки, не приходила в голову в принципе), глядя на плывущие в глазах клавиши черной машинки и подключенные к ней телефонные провода, тщетно пыталась вникнуть в смысл объяснений компьютерщика. В голове тяжело стучало: «Ан-тон… Тон… Тоновый набор… В Норвегии – тоновый набор…»

В Лиллехаммере в соседках по жилью у меня оказалась замечательная компания: легендарные четырехкратные олимпийские чемпионки по лыжным гонкам Галина Кулакова и Раиса Сметанина, а также еще более легендарная конькобежка, шестикратная олимпийская чемпионка Лидия Скобликова. Лыжницы – вообще народ запасливый. Но впервые я имела возможность убедиться в этом именно в Норвегии, когда Кулакова, едва поставив чемоданы на пол, стала деловито извлекать из рюкзака и водружать на массивный хозяйский стол солидные шматки завернутого в марлю сала, пакеты с гречкой, тушенку в промасленных железных банках, копченую колбасу, лук… Нашлась даже банка с малиновым вареньем, которая тут же была пущена в ход. Громадной кружкой чая, в который для надежности лечения плеснули водки, соседки незамедлительно принялись выбивать из меня остатки простуды.

Хозяева дома – пожилая норвежская чета, которые на время Игр освободили для гостей большую часть дома, а сами перебрались в подвальный этаж, взирали на все это с уважением: на севере Норвегии умеют ценить обстоятельность быта.

Одна из главных проблем заключалась для меня в том, что добираться до основного пресс-центра Игр от расположенной на вершине горы деревушки, где поселились русские туристы, приходилось более часа. Причем половину этого времени занимал пеший спуск к ближайшему шоссе, где возле олимпийского хоккейного катка несколько раз в день останавливался бесплатный автобус для аккредитованной прессы.

Наутро после пробуждения я помчалась туда вприпрыжку. До обеда промаялась с разного рода организационными делами: получила аккредитацию, встретила старых друзей-журналистов, обзавелась кучей новых знакомств, набрала множество каких-то журналов, пресс-релизов и прочей полезной информации в виде транспортных и тренировочных расписаний. С учетом того, что соревнования по фигурному катанию проводились в Хамаре, ехать, как выяснилось, нужно было с пересадкой, а общее время в пути составляло порядка трех часов, опаздывать на транспортные узлы не следовало ни в коем случае.

Ближе к вечеру я заторопилась обратно в свою деревню. На последнем автобусе добралась до уже знакомой хоккейной коробки и, обогнув ее, начала подниматься в гору по натоптанной широкой тропе.

Спустя полчаса в сумерках начали зажигаться окна заснеженных домиков. Еще через несколько минут я обнаружила, что огнями уже усеян весь склон. Именно в этот момент, кляня себя за идиотизм, я отчетливо поняла, что продолжаю карабкаться вверх, не имея на самом деле ни малейшего понятия, как называется моя деревня и в каком направлении двигаться дальше.

Прошел еще час, а может, и больше. Рюкзак, в котором помимо компьютера лежали несколько килограммов набранных в пресс-центре бумаг, давил на спину, как каменная плита. Попытка замедлить шаг обернулась тем, что я тут же дико замерзла, поскольку пуховая куртка изнутри уже успела как следует промокнуть от пота. От ветра по щекам непроизвольно текли слезы, которые тут же приходилось вытирать обледеневшей варежкой, чтобы щеки не покрывались коркой льда.

Еще через какое-то время я все-таки остановилась. Сползла в ближайший сугроб (постучаться в какой-то из нереально красивых и оттого необитаемых с виду домиков мне даже не пришло в голову) и беззвучно заплакала, понимая, что мне уже все равно…