Юрий Никулин - Цитаты, афоризмы, анекдоты. Юрий Никулин

* * *

Перелистывая страницы книг с мемуарами артистов цирка, я узнавал, что в цирке работало немало талантливых клоунов, вошедших в историю нашего искусства. Но как бы подробно ни рассказывалось о клоунах, мне трудно представить, какими они были на самом деле, как работали. Клоунов нужно видеть своими глазами на манеже, чтобы иметь о них полное представление.

* * *

Директор цирка Байкалов на собрании выступил с докладом «О новых путях развития современной клоунады». Режиссер Арнольд сразу после доклада во всеуслышание произнес: «Когда вагоновожатый ищет новые пути, трамвай сходит с рельсов».

* * *

Встретив нас как-то с Куксо в коридоре, Николай Семенович Байкалов спросил:

– Ну, как там у вас настроение в клоунской группе?

Я ответил:

– Поём нашу любимую песню.

– Какую? – насторожился Байкалов.

– «Славное море, священный Байкалов», – выпалил я.

Николай Семенович серьезно спросил:

– А про Местечкина [1]?

Тут нашелся Леня.

– Ну как же, – сказал он, – поём из оперетты: «Знаем мы одно прелестное Местечкин».

* * *

Константин Берман сразу завоевывал симпатию у публики. Он не имел своего традиционного костюма, как, например, Карандаш. Брюки нормального покроя, разноцветные пиджаки, утрированный галстук в виде бабочки, шляпа с поднятыми вверх полями, большие тупоносые клоунские ботинки. Грим яркий: широкий наклеенный нос и усики, удивленно поднятые вверх нарисованные черные брови, затемненные нижние веки глаз, отчего глаза становились выразительнее. Позже, когда я искал грим, то, использовав находку Бермана, именно так гримировал свои глаза.

* * *

Однажды над Константином Берманом зло подшутили. Во время клоунады он по ходу дела съедал пирожное (пирожное, как реквизит, покупалось в буфете за счет цирка. Перед клоунадой Берман бегал в буфет и выбирал его). На одном из спектаклей униформисты разрезали лежащее на блюдечке приготовленное пирожное и внутрь положили горчицы. Константин Берман ел пирожное, делая вид, что причмокивает от удовольствия, а из его глаз текли слезы. За кулисами в тот день дал волю своему гневу.

– Какая повидла дешевая это сделала?! – кричал он.

* * *

Помню, выступал у нас на собрании один артист, который около часа говорил ни о чем. Когда он закончил, ему из вежливости похлопали и тут же услышали голос режиссера А.Г. Арнольда, который с неподражаемой интонацией сказал о выступавшем:

– За что люблю его? За лаконичность!

* * *

У Арнольда был свой любимый трюк в жизни. Входя с улицы в помещение, он обычно останавливался в дверях и искал глазами какой-нибудь вбитый в стену гвоздь. Найдя его, он снимал с головы кепку и, прицелившись, кидал ее с большого расстояния так ловко, что она повисала на гвозде. Каждый раз все восхищались ловкостью Арнольда и просили повторить трюк. Арнольд Григорьевич с охотой брался выполнить просьбу, но, как правило, кепка во второй раз падала на пол. Тогда он с остервенением начинал ее бросать до тех пор, пока она снова не повисала на гвозде.

* * *

Однажды Леонид Куксо написал интермедию под названием «Наболевший вопрос»…

Придумали так: на манеж выходит клоун (предполагалось, что эту роль буду играть я) с завязанным горлом и огромным портфелем в руках. Его встречает второй клоун (второго клоуна должен был играть Миша), который, выяснив, что первый охрип и ничего не может сказать, спрашивает:

– Где ты сорвал голос? И вообще, где ты пропадал? Если не можешь говорить, то покажи, что с тобой произошло?

Первый клоун молча вынесет из-за кулис стол с графином воды и, стоя в позе оратора, начнет размахивать руками и беззвучно шевелить губами.

– Все ясно, – расшифрует второй клоун, – ты сорвал голос, выступая на совещании (первый в знак согласия кивнет головой). А что стояло на повестке дня?

Тогда первый клоун вытащит из портфеля большой деревянный черный вопросительный знак и поставит его на стол. По тому, какие манипуляции проделает с вопросом первый, второй догадается вслух, что на совещании вопрос «стоял ребром», потом его «поднимали на должную высоту», «заостряли», «утрясали», что он был «текущий», и в конце концов «вопрос остался открытым».

В финале клоунады выяснится, что совещание по этому вопросу длилось пять дней, и второй клоун спросит:

– И вы пять дней не работали, а все заседали? Так какой же был вопрос?

У охрипшего клоуна прорежется голос, и он скажет:

– Вопрос об экономии рабочего времени.

* * *

Арнольд Григорьевич любил розыгрыши. Как-то я проходил в цирке мимо группы артистов, с которыми беседовал Арнольд. Заметив меня, он подмигнул собеседникам и, явно решив меня разыграть, крикнул издали:

– Юра, вы не знаете?…

Я быстро ответил:

– Нет, не знаю.

Все засмеялись, а Арнольд, указывая на меня, сказал:

– Видите, он не знает.

Мой ответ ему понравился, и с тех пор, где бы мы ни встречались, Арнольд, увидев меня, кричал издали:

– Юра, вы не знаете?…

А я моментально отвечал:

– Нет, не знаю.

Обычно никто юмора в этом не улавливал, но Арнольд был доволен и улыбался.

* * *

Сергей Любимов и Владимир Гурский – традиционная буффонадная пара. Гурский – статный, высокого роста, в пиджаке современного покроя, в обшитых золотом брюках, лаковых ботинках и в белом жабо… Любимов – небольшого роста, в лохматом рыжем парике, в широком мешковатом костюме, курносый…

В исполнении этих клоунов мне нравилась и клоунада «Нагружайся – разгружайся».

Из центрального прохода, как бы с улицы, появлялся с плащом, перекинутым через руку, Гурский, а за ним шел Любимов, который тащил на спине громадный ящик, перевязанный толстой веревкой. Любимова за ящиком почти не было видно. Публика видела только тоненькие ножки в полосатых носках, с трудом переступавшие по ковру. Гурский спрашивал у инспектора манежа:

– Скажите, пожалуйста, куда это мы попали?

– Вы попали в Московский цирк, – отвечал инспектор манежа.

– А я думал, на вокзал, – хрипел из-под ящика Любимов.

– Сережа, разгружайся!

Любимов снимал ящик и вытирал пот.

– Мы хотим поступить на работу к вам в цирк, – заявлял Гурский.

– А что вы умеете делать? – интересовался инспектор. – Нам нужны дрессировщики.

– Мы дрессируем мамонтов. У вас есть в цирке мамонты? – спрашивал Любимов.

– Нет, – отвечал инспектор манежа.

– Ах, нет мамонтов… – разочарованно произносил Гурский и командовал: – Сережа, нагружайся!

Любимов с трудом взваливал ящик на спину и заплетающимися ногами шел по манежу. Только он доходил до барьера, как Гурский возвращался к инспектору и спрашивал:

– А платят в цирке хорошо?