Пол Аллен - Миллиардер из Кремниевой долины [История соучредителя Microsoft] [litres]

– Меня посадили в клетку и разрешили один звонок, – заговорил он. – Можешь вытащить меня? Здесь просто ужасно!

Билл, остановленный за превышение скорости на Централ-авеню, устроил полицейскому скандал, и его бросили к алкашам. Билл не испытывал восторга от сокамерников, особенно от пьяного, которого тошнило рядом. Денег на залог у меня не хватало, я пошел в комнату Билла и сгреб кучу мелочи у него с комода. Хватило как раз на его освобождение. Я часто недоумевал, зачем Билл водит машину с такой скоростью; видимо, он таким образом «выпускал пар». Он так заводился на нашей работе, что искал способа как-то отвлечься от мыслей о бизнесе и программах. Его гонки мало отличались от покера по максимальным ставкам или экстремальных водных лыж. Все это были необходимые отдушины.

«Погода здесь исключительная, – писал я родителям весной. – Солнце сияет, но постоянно дует холодный ветер – и растения еще только зацветают. Я уверен, папе понравилось бы!» Впрочем, если бы родители видели, на кого я стал похож, они бы поняли, что солнце я вижу нечасто. Работа так поглощала меня, что всю остальную жизнь пришлось отложить; мы с Ритой отменили брачные планы. В свои 23 года я не был готов к семейной жизни.

Рынок персональных компьютеров переживал бум; новые машины появлялись каждый месяц. Ближе к концу года мы совершили наши первые продажи сторонним фирмам: Data Technology Corporation, National Cash Register, Citibank, General Electric. Все сделки шли с твердым вознаграждением, в результате мы становились исключительными поставщиками Бейсика для их машин. Наша стратегия была – продавать продукт настолько дешево, чтобы компаниям было невыгодно разрабатывать собственный Бейсик, тем более что это замедлило бы их выход на рынок. Но после сделки с General Electric на 50 000 долларов Билла охватило сожаление об упущенном. Он писал мне:

«Думаю, что мы очень-очень занизили цену в сделке с General Electric, и пока нет подтверждения [процентов с продаж], не думаю, что это удачная сделка и для MITS, и для нас… Нужно заключать сделки, которые не потребуют большой работы, и по цене, максимально возможной, но не слишком отличной от аналогичных сделок по Бейсику…»

Вскоре мы продали лицензию NCR за 175 000 долларов. Даже за вычетом половины, причитающейся Эду Робертсу, денег от одной этой сделки хватило бы пяти-шести программистам на год. Хотя мы еще зависели от маркетологов MITS в сделках с OEM, наш бизнес быстро развивался. Со временем, когда Microsoft превратилась в компанию по языкам для персональных компьютеров, партнеры разделили обязанности, чтобы использовать свои сильные стороны. Билл сосредоточился на юридических вопросах и контрактах, создавал новые фирмы и вел наши лицензионные сделки. Как только я сообщал ему о новом микрокомпьютере, он делал все возможное, чтобы продать наше программное обеспечение для него.

Я руководил программистами, которые подгоняли Бейсик для новых, все более многочисленных клиентов, добавляя новые функции и исправляя ошибки, а также сам немало занимался черновой работой и следил за доставкой, установкой и обновлением нашей продукции. Но моей самой важной задачей было планировать наше будущее. Там, где Билл видел завтрашний рынок, я смотрел за дальние горизонты. Что понадобится клиентам через полгода? Год? Что нам нужно сделать, чтобы предложить продукт раньше других?

В первую очередь надо было адаптировать Бейсик, наш насущный продукт, для новой группы микропроцессоров, уже составляющих конкуренцию 8080-му. Эта работа началась предыдущей осенью, когда MITS объявил о создании «Альтаира» на базе нового 8-битного чипа Motorola. Пришлось поднажать, когда MOS Technology выпустила чип 6502 по неслыханной цене – 25 долларов. Для каждого нового микропроцессора я писал новый пакет средств разработки для PDP-10, а Рик помогал редактировать интерпретатор Бейсика. Хотя работа была однообразная, я радовался, что расширяю сферу влияния нашей компании. Мы с Биллом нацелились предоставить языковое обеспечение для каждого микрокомпьютера на рынке. Адаптация Бейсика закладывала основание наших прибылей на будущее.

Я также настаивал на том, что необходимо осваивать и другие языки программирования. В августе мы наняли Стива Вуда для разработки компилятора Фортрана для 8080-го процессора – это могло расширить клиентскую базу за счет ученых и инженеров. Когда в следующем апреле появился Фортран-80, мы больше не были «компанией Бейсика». У нас появилась вторая линейка продуктов.

К октябрю 1976 года фирма Micro-Soft перестала помещаться в нашей гостиной. Мы заказали вращающиеся стулья и столы и переехали в первую настоящую штаб-квартиру, арендованное помещение с четырьмя комнатами, совсем рядом с Централ авеню. Отделка была скромной, офисы – маленькие, но из окон открывался живописный вид на грозы, бушующие над пустынной долиной.

Эд переживал тяжелые времена, и наши интересы все чаще не совпадали. Нам, чтобы увеличить доходы Micro-Soft, нужно было продавать программное обеспечение как можно шире; в идеальном мире Эда мы должны были продавать его только владельцам «Альтаира». Наши отношения натянулись до предела, когда он заставлял меня выпустить версию Бейсика, которая отставала от графика.

– Там полно ошибок, – объяснял я. – Нельзя продавать программу со столькими проблемами. Покупатели нас убьют.

Возможно, мы задерживали поставки, но я всегда хотел, чтобы мы выпускали продукт только высшего качества. Я помнил, что произошло в MITS с «левыми» картами памяти, и сейчас мелочь могла навсегда погубить репутацию компании. После шумной перебранки Эд сдался. В ноябре я уволился из MITS и перешел на работу в Microsoft – к тому времени мы зарегистрировали название фирмы в штате Нью-Мексико. Билл собрался окончательно расстаться с колледжем; к нам вернулся Крис Ларсон; в начале 1977 года мы арендовали еще четыре офиса. Мы набрали силу, сомкнули ряды – начинался рок-н-ролл.

Билл обладал неуемной энергией, и мне уже было невмоготу и работать с ним, и жить. Настала пора перебираться из «Порталс». Мы с Риком и Марком сняли в пригороде бестолковый домик с тремя спальнями, а Билл и Крис Ларсон нашли квартиру неподалеку от авиабазы. Когда Билл однажды пригласил меня прогуляться и поговорить, я понял: что-то назревает. Мы прошли примерно квартал, прежде чем Билл взял быка за рога:

– Я сделал основную работу по Бейсику, и я многим пожертвовал, уйдя из Гарварда, – сказал он. – Я заслужил больше, чем шестьдесят процентов.

– И насколько больше?

– Я полагаю, 64 на 36.

Я снова поразился, однако по всегдашней привычке мыслить логически попытался объективно рассмотреть доводы Билла. Его интеллектуальная мощь была решающей для Бейсика, и он будет главным в наших будущих успехах. Это пока очевидно. Но как просчитать ценность моей Большой Идеи – соединить язык высокого уровня и микропроцессор – или настойчивость, с которой я убеждал Билла? Какова доля моих средств разработки в общей «собственности»? Как оценить мой вклад в работу, мои ежедневные «мозговые штурмы» с программистами? Можно было поторговаться и предложить Биллу не четыре процента, а два, но мне совсем этого не хотелось. И я согласился, подумав: «По крайней мере, на этом мы и остановимся».