Пол Аллен - Миллиардер из Кремниевой долины [История соучредителя Microsoft] [litres]

Время от времени услугами Криса пользуется Флип Стэндер, выпускник Кембриджа и специалист по хищникам, запустивший программу по охране пустынных львов. Флип живет в обшарпанном грузовике и ходит босиком. Усыпляя львов дротиками со снотворным, он кольцует их, чтобы отследить передвижения «больших кошек» по гигантской территории пустыни Намиб. Если окольцованный лев приближается к человеческому жилью, намереваясь поживиться скотиной, Флип вместе с Крисом и остальными помощниками устраивают заградительную линию из лендроверов. Свет и шум отпугивают хищника, тем самым спасая его от гнева фермеров.

В одной из экспедиций по окольцовыванию Флип пригласил меня посмотреть на усыпленного льва вблизи. Передние лапы зверя поражали своими размерами – каждая подошва сантиметров тридцать шириной. Неудивительно, что такая лапища ломает хребет зебре одним ударом.

«Вы понюхайте лапу», – предложил Флип. Преодолевая первобытный страх, я опустился на колени и сунул нос почти вплотную к бритвенно острым когтям. Запах оказался на удивление приятным, но испытывать судьбу и принюхиваться дольше я не рискнул.

В 2008 году я приехал в Африку снова, на этот раз в Уганду, где побывал в Непроходимом лесу Бвинди, на тучных землях которого обитает половина вымирающей мировой популяции горных горилл. Следуя за проводниками, прорубающими с помощью мачете тропку в плотных зарослях, мы впятером вышли в залитую солнцем лощину. Через три часа нам на глаза попался огромный самец гориллы – гора литых мышц, поднимающаяся, опираясь на кулаки, вверх по склону. Он упорно держал дистанцию, не подпуская к себе ближе чем на двадцать ярдов. Я поднял голову вверх. Прямо надо мной по мшистому стволу спускалась молодая горилла. Метрах в двух от земли зверь встретился со мной взглядом, и в наших глазах мелькнуло что-то вроде узнавания – совершенно непередаваемое чувство. Потом горилла ухватилась за лиану, качнулась на ней и пропала в дебрях.

Оттуда нам предстояло продолжить спуск, а затем снова подняться по склону другой лощины. Обливаясь потом во влажной духоте, я совершенно выбился из сил и последние склоны преодолевал, цепляясь за рюкзак проводника. Тогда я списал усталость на недостаток физической подготовки, не зная еще, какое суровое испытание готовит мне судьба.

Через два дня, проплыв на экскурсионном катере мимо крокодильих колоний и полюбовавшись ошеломляющим водопадом, мы закинули удочки, собираясь половить нильского окуня. Следующее, что я помню, – как очнулся на дне катера. Я немедленно вернулся в Сиэтл, и там история повторилась во время прогулки вокруг озера Грин-Лейк. Мне стало нехорошо, я присел глотнуть воды – и не смог подняться. ЭКГ в неотложке выявило аритмию, требующую немедленной замены сердечного клапана. В выходные меня положили в операционную.

В моем теле появился хитроумный прибор – вживленный сердечный стимулятор. Потом состояние еще ухудшилось – в легком начала скапливаться жидкость. В марте 2009 года мне сделали такую же операцию, как у Билла Клинтона, – когда легкое сдувают и счищают рубец. «Все прошло отлично, – сказал мне хирург. – Теперь все будет в порядке». Однако во время поездки в Иорданию через несколько месяцев у меня началась такая одышка, что я едва смог преодолеть лестничный пролет. Теперь отек развился в другом легком. Биопсия грудной клетки выявила лимфосаркому – тот самый не подтвердившийся впоследствии диагноз, который так напугал меня в молодости. У меня оказалась излечимая разновидность, однако рак уже успел достичь IV стадии, выйдя за пределы лимфатических узлов.

Я чувствовал себя куда хуже, чем при болезни Ходжкина, и решил, что дни мои сочтены – что смертельная опасность, которой мне удалось избежать двадцатью пятью годами ранее, все-таки меня настигла. Мой терапевт был уверен в успехе, онколог выражал более сдержанный оптимизм. Лечение предполагалось стандартное – комбинированная химиотерапия по схеме R-CHOP с моноклональными антителами для стимуляции иммунной системы организма. Если повезет, лимфосаркому удастся победить, хотя шансы на победу не превышали 50 %.

В ноябре 2009 года начался долгий процесс – шесть курсов химии с трехнедельными перерывами. Вливание положенной дозы R-CHOP занимает около шести часов, и в первый раз я пролежал в больнице до утра – выясняли, как организм переносит препараты. Однако за исключением легкой аллергической реакции – покраснения макушки головы – все было в пределах нормы. Химиотерапия превращает организм в поле битвы, первый курс убивает столько раковых клеток разом, что могут не выдержать почки. Тошноты у меня не было, однако одолевала страшная слабость, которая не проходила по несколько дней.

Поначалу я думал, что смогу собрать волю в кулак и преодолеть все в одиночку, но одному оказалось невероятно тяжело. Особенно по ночам. Джоди старалась помочь изо всех сил и каждый вечер приходила смотреть со мной кино. Я был благодарен за поддержку, но программу она выбрала, мягко говоря, неудачную – мини-сериал ВВС по роману Диккенса, где в каждой серии кто-нибудь умирал от туберкулеза.

– Каким-то могильным холодом веет, – пожаловался я, не выдержав.

– А что ты хотел? Это же «Холодный дом».

Одним из постоянных моих гостей в этот нелегкий период был Билл Гейтс. Он переживал и заботился обо мне, как и положено близкому приятелю. Наши с ним отношения всегда складывались непросто, однако даже в ссоре мы всегда стояли друг за друга горой. Видимо, в такой тесной связке нам суждено оставаться до конца дней.

Я всерьез погрузился в работу над этой книгой, однако временами меня охватывал страх, что в печатном виде я ее увидеть не успею. И только после второго курса химии, когда томограммы показали явное улучшение, я поверил, что выкарабкаюсь. В конце апреля, после шестого и последнего курса, я, сам не свой от волнения, ожидал результатов томографии. Телефонный звонок принес ошеломляющие новости – полная ремиссия.

Это, правда, не означало, что я тут же вернулся в норму. Кончики пальцев еще какое-то время сохраняли нечувствительность (от лекарств), что мешало играть на гитаре. После окончания химии должны пройти месяцы, прежде чем начнешь чувствовать себя здоровым.

Эта болезнь, в отличие от лимфомы Ходжкина, не перевернула мою жизнь, но отпечаток все же оставила. Я хочу успеть как можно больше. Незадолго до последней химии я отправился на Таити, впервые за три года поплавать с аквалангом. Прошло удачно, хотя сердечный стимулятор и ограничил глубину погружения до 50 футов. (Может быть, заменю его на другую модель, допускающую 220 футов.) Через неделю после завершающего обследования я поехал сплавляться на плоту по порогам Катаракт-Каньона в Юте. Я люблю эти красные скалы, и однодневная вылазка никаких опасностей не сулила. Однако я никак не мог предвидеть, что за два часа придется проскакать через двадцать девять отдельных порогов и что на нас обрушится жуткий ливень с ураганным ветром под сорок миль в час. Эта поездка – не самый умный поступок в моей жизни – наградила меня воспалением легких, но в то же время дала почувствовать, что я еще жив.