Андрей Белый - Николай Гумилев в воспоминаниях современников

Нeзадолго до того времени — Гумилев вернулся в Царское Село из Парижа в мае 1903 г. За границей он выпустил только один сборник стихов, а не несколько, как пишет Пяст. Это были «Романтические цветы», вышедшие в свет в Париже в январе 1908 г. тиражом 300 экземпляров.

Потемкин Петр Петрович (1886–1926) — поэт, сатирик, переводчик, драматург. Печатался, в частности, и в «Аполлоне». О Потемкине упоминает Андрей Белый в мемуарах «Начало века»: «В Петербурге войною шел на нас Блок, поэты из «Вены» (такой ресторан был), где Дымов, Куприн, Арцыбашев, Потемкин себя упражняли в словах, собирались брататься с Ивановым и Городецким…» Блок в письме Белому от 6 июня 1911 г. отзывается о стихах Потемкина — «это уже какая-то нестроевая рота». Потемкин одно время был в числе ближайших друзей Гумилева. «Сатириконовец» Потемкин за свою общительность, легкость нрава, богемность почитался своего рода душой «Бродячей собаки». Здесь он, случалось, разыгрывал свои остроумные скетчи. Одно из его стихотворений «Дворцовая набережная» — облетело весь Петербург.

После революции он эмигрировал. Сначала жил в Праге, потом поселился в Париже. Однажды в Париже им была устроена панихида по «Бродячей собаке», которая в его жизни, очевидно, сыграла большую роль, чем в судьбе любого из ее завсегдатаев. Некоторые из этих завсегдатаев, эмигрировавших во Францию, присутствовали на этой символической панихиде. Гумилев писал о Потемкине в 1909 г. («Аполлон», № 2) — о попытке этого поэта «написать поэму из современной жизни». Хотя стих отличается ясностью (серьезная похвала в устах Гумилева), поэма в целом оказалась неудачной. У Потемкина «пока мало данных писать большие вещи», — суммирует свое впечатление Гумилев. В следующем году в «Аполлоне» появилась статья Гумилева «Поэзия в «Весах». Серьезным упущением этого журнала Гумилев считал «непривлечение к сотрудничеству П. Потемкина, одного из самых своеобразных молодых поэтов современности». В своей другой статье в том же номере «Аполлона» (№ 8, 1910), лишь упоминая Потемкина, Гумилев относит его к числу поэтов, создававших свой стиль. Другой краткий отзыв находим у Гумилева в его рецензии на вышедшую в 1911 г. «Антологию» книгоиздательства «Мусагет»: «Неровны, как всегда, стихи Петра Потемкина, хотя теперь удачных выражений у него больше, чем неудачных». И наконец, в 1912 г. Гумилев пишет рецензию на только что вышедший в свет сборник стихов Потемкина «Герань». «Кажется поэт, наконец, нашел себя. С изумительной легкостью и быстротой, но быстротой карандаша, а не фотографического аппарата, рисует он гротески нашего города, всегда удивляющие, всегда правдоподобные».

Стихотворным переводом «Танца мертвых» — Драма Ведекинда «Пляска мертвых» в переводе Потемкина была опубликована в 1907 г.

Нечто вроде революции — имеется в виду временный выход Гумилева с ближайшими друзьями из Академии стиха и основание Цеха поэтов осенью 1911 г.

На первых же осенних собраниях Академии — собрания Академии стиха начались осенью 1909 г. Гумилев женился на Ахматовой 25 апреля 1910 г. Так что на первых собраниях Академии Пяст никак не мог видеть жену Гумилева.

На этом-то собрании была изложена — Статья Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» была напечатана в первом номере «Аполлона» за 1913 г. «Диаду», как говорит Пяст, «акмеизм-адамизм» Сергей Городецкий впоследствии интерпретировал прямо в противоположном смысле. В книге «Мой путь» он писал: «Выдумали «акмеизм» (Гумилев предлагал «адамизм»)».

Именно тою «рабочей комнатой» — в последней части своей статьи «Они» («Аполлон», № 2, 1909) Анненский писал о новейшей поэзии: «Последний этап. Кончились горы и буераки… Мы в рабочей комнате. Конечно, слова и здесь все те же, что были там. Но дело в том, что здесь это уже заведомо только слова. В комнату приходит всякий, кто хочет… Комнату эту я, впрочем, выдумал — ее в самой пылкой мечте даже нет. Но хорошо, если бы она была».

А. Гумилева. «НИКОЛАЙ СТЕПАНОВИЧ ГУМИЛЕВ»

Опубликовано в «Новом журнале», № 46, 1956, стр. 107–126.

Анна Андреевна Гумилева — невестка поэта. Ее воспоминания явились одним из фундаментальных вкладов в мемуарную литературу о Гумилеве. Впрочем, были и голоса, упрекавшие автора этих не претендующих на литературную отточенность воспоминаний в ряде неточностей. Через десять лет после опубликования этих воспоминаний И. В. Одоевцева откликнулась на них в «Новом журнале»: «Г. Струве, — пишет Одоевцева, — справедливо «без особого доверия» отнесся к домыслам и заключениям невестки Гумилева о любви Гумилева, якобы единственной настоящей его любви к его рано умершей кузине Маше Кузминой-Караваевой и к тому, что написанный в 20 году «Заблудившийся трамвай» относится именно к ней». Я не знаю, — продолжает Одоевцева, — был ли влюблен Гумилев в свою кузину, он при мне вообще никогда не вспоминал о ней. Но я охотно допускаю это. Ведь Гумилев был влюблен несчетное число раз… Но рассказ о том, что «Заблудившийся трамвай» (кстати, написанный не в 20-м, а весной 21 года) относится к Маше Кузьминой-Караваевой, вполне фантастичен. Небезынтересно упомянуть, что в первом варианте «Машенька» называлась «Катенькой» — и только впоследствии, в честь «Капитанской дочки» превратилась в Машеньку… Та же невестка Гумилева перепутала даты второй женитьбы Гумилева и рождения его дочери Елены. Гумилев действительно вернулся в Петербург в мае и вскоре же, — по желанию Анны Ахматовой, произошел развод с ней. Но женился он на Анне Николаевне Энгельгардт не «в следующем году», а по словам самого Гумилева, «тут же», т. е. через неделю после развода…

Поскольку свадьба старшего брата Гумилева — Дмитрия — была отпразднована 5 июля 1909 г., то знакомство Н. С. Гумилева с его будущей невесткой имело место где-то в первой половине 1909 г.

Гумилеву в это время шел 24-ый год.

С. Маковский в книге «На парнасе серебряного века» писал о внешности Гумилева и впечатлениях, оставшихся от первой встречи. Она произошла в 1909 г., еще точнее — 1 января 1909 г.: «Юноша был тонок, строен, в элегантном университетском сюртуке, с очень высоким темносиним воротником (тогдашняя мода) и причесан на пробор тщательно. Но лицо его благообразием не отличалось: бесформенно-мягкий нос, толстоватые бледные губы и немного косящий взгляд (белые точеные руки я заметил не сразу)».

Первый номер «Аполлона» вышел в октябре 1909 г. «Общество ревнителей художественного слова», созданное по инициативе Гумилева и собиравшееся на заседания при редакции «Аполлона», начало свою деятельность также в октябре. Прошение в петербургское градоначальство об учреждении этого общества было подано за подписями Маковского, Анненского и Вяч. Иванова еще до выхода в свет первого номера «Аполлона». В дневнике Блока есть запись, относящаяся к началу октября 1909 г.: «Выбран в совет Общества ревнителей художественного слова». Кроме того, в книге Маковского «Портреты современников» говорится, что выступления Анненского продолжались в этом Обществе (или иными словами Академии стиха) «в течение двух первых месяцев». Следовательно, речь идет о существовании Общества ревнителей на протяжении двух месяцев до смерти Анненского (он умер 30 ноября). Хотя у нас нет точной даты, на основании разных источников можно предположить, что Академия стиха была открыта в первых числах октября. С самого начала ее существования Гумилев вошел в совет Академии — вместе с Ивановым, Анненским, Маковским, Блоком и Кузминым. Собрания Академии бывали раз или два в месяц. Состав Академии не был постоянным. Менялось даже самое стойкое ее ядро — президиум. К осени 1913 г. президиум, или как он иногда назывался «совет общества ревнителей», состоял уже из пяти человек. Гумилева в их числе не было. Гумилев был «доизбран в совет» вместе с В. Недоброво и В. Чудовским 30 ноября 1913 г. Второе избрание Гумилева в президиум может быть объяснено тем, что с осени 1912 г. уехавший за границу Вяч. Иванов уже не мог вмешиваться в дела Общества. Еще в 1911 г. Гумилев покинул Академию фактически из-за Вяч. Иванова. Впрочем, этот уход ускорил создание Цеха поэтов. Вернувшись из-за границы, Вяч. Иванов поселился в Москве, и Гумилев согласился войти в состав президиума. Он оставался активным членом Академии до весны 1914 г. Неизвестно, прочел ли Гумилев в Академии хоть один доклад, ко в прениях он выступал довольно часто. Без стимулов, полученных в Академии, Гумилев не стал бы таким точным, осторожным и вдумчивым критиком. Трудно сказать, был ли это заранее подготовленный доклад или просто спонтанное выступление, когда в конце января 1914 г. Гумилев «изложил свои взгляды на эпический род и его современные возможности» («Аполлон», 5, 1914, стр. 53–54). Это «изложение взгляда» имело место после чтения Гумилевым своей поэмы «Мик и Луи». «Большая часть выступавших оспаривали», — заканчивает свой отчет автор заметки в «Аполлоне».