Максим Капитановский - История рока. Во всём виноваты «Битлз»

Актеры вообще вынуждены врать постоянно — уж профессия у них такая, да они и не скрывают. Больше того: чем лучше человек врет, тем упорнее окружающие превозносят его актерский талант. Вон еще даже Станиславский — уж на что ложь ненавидел — все время говорил: «Не верю, не верю!» — а ведь все равно иногда верил, знал заранее, что — неправда, а верил. У него даже собачка была специальная. Во время репетиций всегда под столом сидела. И так, дрянь эдакая, была натренирована, что пока фальшь в актерском вранье слышала, так под столом и оставалась. Но зато уж когда к концу репетиции добивались старательные артисты натурального чистосердечного вранья, тут она как раз из-под стола вылезала, хвостиком крутила, и глядя на нее, Константин Сергеич Станиславский говорил: «Ладно! Теперь верю!»

А Лев Толстой! Он ведь ужас сколько всего написал, но кроме «Детства», «Отрочества» и «Юности» все остальное — сплошная туфта, в смысле, выдумка. И не зря поэтому он так нравился В.И. Ленину, который за выдающееся вранье любовно называл Льва глыбой и «матерой человечиной». И сам Ильич в этом смысле всегда с него пример брал, добился известных успехов и даже в спорах с Троцким придумал пословицу «Скажи мне, Иудушка Троцкий, кто я, а я тебе скажу, кто ты!»

А художники?! Вот, Сальватор Дали написал «Горящую жирафу»: стоит, это, в степи жирафа и горит. Ну, с большой натяжкой, конечно, но так бывает. Облить жирафу бензином, поджечь — и пожалуйста. А где бензин взять в степи? А самой жирафе разве это понравится? Но повторяю: в принципе возможно. Хорошо. Но на переднем плане этой картины баба стоит, и из нее, как из письменного стола, ящички выдвинуты — это как? Махровое чистой воды вранье!

Даже художники-портретисты, чтобы побольше дензнаков накосить, всегда своих моделей приукрашивали: то ростом повыше сделают, то морщинки приберут — опять вранье.

Жил, правда, один человек. Илья Ефимович Репин. Только ему удавалось, рисуя, бывалочи, какого-нибудь генерал-губернатора «несколькими гениальными штришками обнажить всю его гнилую самодержавную сущность». И то — это не мои наблюдения, а в учебнике для шестых классов так написано.

Правда, есть еще нездоровый перестроечный реалист Георгий Кторов, но существованием своего исключительного достоверного художественного письма он только подтверждает правило.

А мы все?! Встретим приятеля или подругу, спрашиваем машинально: «Как дела?» — а на самом деле нас ВООБЩЕ это НЕ ИНТЕРЕСУЕТ! Хорошо еще, если он или она вам отвечает: «Ничего…» или еще лучше: «Так себе…», а если вдруг: «Отлично!» — это ж какой кошмар — травма на весь день! Не зря еще Нерон говорил: «Чем хуже товарищу — тем лучше мне!»

А фраза, которую приписывают Архимеду?! Я имею в виду это слово «Эврика!». Нет-нет, давайте разберемся с самого начала!

Значит, как было дело? Этот Архимед все думал и думал о Пифагоре, которым его с детства затюкали: Пифагор — то, Пифагор — се! Пифагоровы штаны на все стороны равны! И т. д. Время от времени Архик с горечью посматривал на свои штаны: к сожалению, они у него не были равны на все стороны, как у Пифагора. Да, честно говоря, у Пифагора этого вообще не могло быть штанов — в его время (равно как и в Архимедово) штанов мужики не очень-то носили. Как бы там ни было, наш герой от зависти потел, потел, сделался грязным и решил принять небольшую ванну, чтобы хоть как-то освежиться. Дура служанка, не имевшая вообще никакого нормального представления о законе водоизмещения, налила ему ванну до самых краев. А Архимед, плюхнувшись туда в расстройстве, сразу вытеснил какое-то ее (воды, а не служанки) количество на мраморный пол виллы, находившейся в самом центре 123-соткового участка, легко отписанного ему в свое время Сиракузским горисполкомом за выслугу лет.

Разведя на полу неприятную мокротень и думая о пифовых панталонах и о самом их владельце в критическом смысле, Архик с досадой воскликнул: «Э! Ври-ка!» — имея в виду лживость утверждения владельца этих шортов об их равнозначности. Чем совершенно задурил голову будущим исследователям его искрометного водоизместительного таланта.

Я бы и сам, как слепой котенок, тыкался и дальше мордой в официальную версию, но, к счастью, мне на эту историю открыл глаза мой большой ум. Так что древние тоже не только сами врали, но и других нещадно обличали. В общем, обман на обмане едет и обманом погоняет.

А вот мне кот подсказывает, что есть еще такие писатели, которые пишут так называемую фантастику. Писатель берет и принародно объявляет себя фантастом, чем как бы всех его окружающих предупреждает: «Все в моих книгах — откровенное и наглое вранье!» И ничего — читают за милую душу. И верят. Зато вот если выйти в любое время на улицу и обратиться к прохожим с таким, например, правдивым заявлением: «Я родился 24 июля 1957 года!» — наверняка кто-нибудь найдется и скажет: «Не звизди!»

Так что лучше — не надо!

Первое, что я увидел, открыв дверь в кухню, был не очень чистый указательный палец, упертый мне в самую переносицу. Палец принадлежал пухлой руке, высовывающейся из необъятных размеров недетской распашонки бывшего белого цвета. Внутри распашонки с трудом размещался человек-гора. Оставалось только гадать, как парень таких габаритов вообще мог пролезть в дверь современной московской кухни. Скорее всего, он родился непосредственно в этой кухне и потом вырос, что было, конечно, фантастическим предположением, потому что парню на вид было лет двадцать девять с половиной, а самому дому — не более пяти. Значит, умелые строители виртуозно построили кухню и весь дом прямо вокруг паренька.

Он сделал едва уловимое движение, втянул живот, что ли, его палец переместился в направлении стола, и оказалось, что я тоже могу войти. Похоже было, приглашают. На микроскопическом кухонном столе между основополагающими локтями парниши каким-то чудом держались бутылки и аж один стакан.

Что ж, таковы и были мои далеко идущие цели.

Я и приехал-то из Хабаровска только сегодня часов в восемь вечера, устал как собака и мечтал только до кровати добраться, да нет — звонят.

ОНИ, видите ли, сидят на квартире и пьют, а без меня — ну никак не возможно. И девчонки в трубку орут: «Максим! Хватай быстрей в ларьке две и пулей сюда!» То есть практически стремглав.

Вот это мне уже нравится! Я, значит, ни о чем таком плохом не думал, приехал, хотел отдохнуть, обижать друзей не собирался, да и вообще с утра пальцем никого не тронул, а получаюсь просто какой-то подлец. А с другой стороны, приятно, что во мне у всех такая нужда.

Ну что было делать?! Записал адрес какой-то шестиэтажный: «Чертаново, потом направо вниз, затем на юго-восток, вброд через речку и спросить Мишу».