Анна Седокова - Я сильная. Я справлюсь [litres]

Я работала, стараясь постепенно выбраться из ямы, финансовой и моральной. Старалась снова жить. И, кажется, влюбилась. Познакомились мы на съемках клипа. Снимали сцену, во время которой он должен был меня поцеловать. И он меня поцеловал. Чуть-чуть. Немножечко.

Мы начали встречаться. Жил он в Киеве, что, конечно, увеличило количество моих трансатлантических перелетов, которых и без того было предостаточно. Теперь я много работала в России, личная жизнь и LA Story у меня были в Киеве, а дети находились в Америке. Я каждую неделю садилась в самолет и куда-нибудь летела, каждую неделю мир вокруг меня кардинальным образом менялся. Но это было счастье. Впервые у меня появился человек, который разделял мою страсть к работе. Он ездил на гастроли вместе со мной. И, разумеется, говорили мы с ним о работе. Прежние мои мужчины неспособны были говорить со мной о том, чем я дышу и чем горю, максимум – могли кивнуть, но в глубине души не понимали, зачем вообще мне все это надо. А мой любимый мог часами обсуждать какие-то нюансы режиссуры и постановки. У нас были одни цели и задачи. Мы вместе ставили программы, вместе выступали. И это был настоящий кайф. Я нашла человека, который меня понимает. Я нашла того, с кем можно ночью на кухне пить чай и с жаром и страстью говорить и говорить бесконечно. И мне было абсолютно наплевать, что это была самая маленькая кухня на самой окраине города. Туда даже таксисты не всегда соглашались ехать. Он снимал самую крошечную квартиру в мире. Но меня это не смущало, и я, не задумываясь, сменила царство гламура, Голливудские холмы, на маленькую однушку с зелеными обоями. И мне плевать было на слухи, на усталость, на джетлаг. Я была счастлива. У меня была работа, у меня была любовь, мои дети были здоровы, ходили в хорошие садики и школы, а обо всем остальном я говорила себе, как Скарлетт О’Хара: «Я подумаю об этом завтра».

Я работала, стараясь постепенно выбраться из ямы, финансовой и моральной. Старалась снова жить

Я нашла того, с кем можно ночью на кухне пить чай и с жаром и страстью говорить и говорить бесконечно. И мне было абсолютно наплевать, что это была самая маленькая кухня на самой окраине города

В этом счастливом мире был только один не очень радующий меня нюанс – я зарабатывала сильно больше, чем мой любимый. И что еще хуже – те деньги, которые он зарабатывал, платила ему я. Я ведь была его работодателем. А он отказался от всех других подработок, чтобы быть со мной. Мы попали в замкнутый круг, в центре которого были деньги и наши комплексы. Нет, не поймите меня неправильно – то, что у моего парня мало денег, меня совсем не напрягало. Я боялась поставить в неловкое положение его самого. Как вы помните, я всегда была хорошей девочкой, и моей главной задачей по жизни было не доставлять мужчине хлопот, а дарить одну только чистую радость. Что сделала я? Выработала такую стратегию поведения, которая бы наименьшим образом задевала его чувства. Я никогда ничего не хотела. Просто разучилась хотеть. Если мы приходили в супермаркет и я не понимала, есть ли у него на тот момент деньги, – я ничего не хотела в магазине. Если мы приходили в ресторан – я ничего не хотела в ресторане. Максимум – чай. Потому что на чай у него точно хватило бы денег. А постепенно я все чаще стала хотеть исключительно в «Макдоналдс». Вот туда я хотела всегда, да. Объясняя это тем, что мне приелась гламурная пища, хочется, мол, чего-то попроще. Анна Седокова, собирающая тысячные залы и блиставшая на обложках гламурных журналов, ела только в «Макдоналдсе».

Я делала все, чтобы мой мужчина рос – профессионально и финансово. У него была возможность снимать клипы. Ему начали каждый день писать различные звезды, предлагать сотрудничество с ними. Многие артистки мечтали заполучить его в качестве хореографа и режиссера. Но мой парень держался стойко: «Я работаю с Аней и не намерен от нее уходить».

Мы встречались несколько лет. Это был период счастья. Все слилось воедино – моя любовь, моя работа, моя семья. Он очень любил моих детей, мог часами болтать с ними по телефону, играть в какие-то игры. А если мы вместе ехали отдыхать, он по три часа плескался с девчонками в бассейне, и это совсем его не напрягало. Дети его просто обожали. Он был добрый. Самый внимательный и очень заботливый. Мы потрясающе смотрелись вместе, люди постоянно говорили нам: «Какая вы красивая пара!» Все было хорошо.

Но потом я почувствовала, что мы начинаем отдаляться друг от друга. Однажды он объявил, что его пригласили играть в театре.

– Я хочу попробовать себя в качестве актера, – сказал он мне.

Я не пыталась связаться с ним, поняла, что ему будет лучше без меня, и старалась по возможности совсем удалиться из его жизни. Но я им очень гордилась

Я обрадовалась и говорю:

– Отлично, я приду посмотреть.

– Нет, – сказал он, – я не думаю, что тебе стоит это делать. Я хочу, чтобы это был мой личный мир. Без тебя.

И я поняла, что вся эта публичность, свалившаяся на него из-за меня, то, что он стал «парнем Седоковой», на него давила, раздражала и злила. Он другой человек, он из андеграунда, мыслит по-другому, ему не нужны были медийность и слава, тем более такая. Он устал от этого и хотел уйти, чтобы действительно построить свой мир, в котором он что-то будет значить сам по себе. Меня было слишком много в его жизни. Как бы я ни старалась минимизировать свое превосходство, в том числе и финансовое, – его нельзя было сбросить со счетов. Он любил меня, но так жить тоже не мог. Наверное, он должен был доказать сам себе и миру, что стоит большего.

На премьеру спектакля я все-таки пришла. Не смогла пропустить это событие. Меня посадили в первый ряд, так, чтобы я в полной мере насладилась искусством. А зрелище, надо сказать, было довольно специфическим. Спектакль, в котором играли люди, которые до этого не играли никогда и нигде, но внезапно стали актерами. И получилась у них жуткая махровая самодеятельность. А мой любимый был там и вовсе в максимально невыигрышной роли. Он не говорил ни слова, а просто выходил на сцену и выносил стул. А потом выходил вновь и заносил его обратно. На нем была какая-то странного вида женская шуба из чернобурки, которая, очевидно, должна была что-то символизировать, но выглядела просто ужасно.

Разумеется, он увидел меня, сидящую в первом ряду. И мы жутко поругались. Благодаря этой шубе из чернобурки я впервые поняла, что и я тоже хочу большего. И что я тоже не могу так жить. Не могу летать 10 тысяч километров ради человека, который хочет в шубе из чернобурки выносить на сцену стул.

Мне надоела моя вечная спонтанность, неспособность ничего планировать наперед