Татьяна Фрейденссон - Дети Третьего рейха [litres]

– Вы хотите знать о моей матери? Что именно?

– Что с ней было после того, как отец попал в Шпандау?

– Аресты и допросы. Допросы и аресты. Лагерь для интернированных. И другой лагерь. И так до 1947 года.

– Но она навещала отца?

– До 1947-го.

– Почему?

– Потому что… его все предали. И Гитлер, и Германия, и мать, что, наверное, непростительно. Хуже всего было, что мы все, четверо детей, узнали о том, что она собралась с ним развестись в 1947 году, из газеты. И мать… она допустила, чтобы ее личное письмо было процитировано там, в газетах. Это было неправильно. Мы все осудили ее. И, конечно, отец тоже расценил это как предательство, ибо все жены узников Шпандау хранили верность мужьям, смиренно дожидаясь их выхода из тюрьмы. Но у матери уже был другой мужчина. Наверное, ее трудно осуждать. Нужно было к кому-то прислониться. Но не так громко. Не так яро.

Письмо Генриетты фон Ширах, что она написала мужу в тюрьму, было для Бальдура громом среди ясного неба, – нет, он не был убит, не уничтожен морально, просто еще раз убедился в том, что высокие отношения присущи только поэзии и литературе. Вываливать личную жизнь на всеобщее обозрение, позволив опубликовать такое письмо в газетах, – не лучшая идея, считал он. И разорвал ее фотографию, которую по привычке держал у себя в камере вместе с фотографиями детей. Что же это было за письмо, которое с удовольствием смаковали, как сладкую сплетню?

«Спрашивал ли ты когда-нибудь, как нам удается выжить? Было ли хоть раз так, чтобы ты, сидя в своей камере, вместо изучения философии, латыни, французского, вместо сочинения стихов и размышлений о том, чтобы исправить наше положение в истории, как ты это называешь, действительно посмотрел в глаза реальности и поинтересовался, откуда возьмется еда для твоей жены и твоих детей?

Ты изолировал себя от всего и от всех, ты витаешь в облаках, как было почти всегда со дня нашей свадьбы … » 68 68 Фишман. Семь узников. С. 264— 265.

Если эта часть письма была адресована Бальдуру, то следующая часть адресовалась читателям, которые должны были увидеть это письмо. Остановимся на этой части чуть подробнее:

«Помнишь тот день 1943 года, когда я пришла в Берхтесгаден после посещения моих друзей в Амстердаме и принесла журнал ”Лайф“, который я купила на обратном пути через Лиссабон? Я показала его Гитлеру, который, как ты знаешь, почти никогда не видел заграничных публикаций . Я указала ему на статью в журнале о войне и ее бесчеловечности . Ты помнишь, что случилось? В это время ты был в комнате . Гитлер взорвался и сказал: ”Вы должны научиться ненавидеть, все вы . Вы слишком сентиментальны“ . Я видела, что мое присутствие раздражает фюрера, и когда уже собиралась уходить, Мартин Борман, желая успокоить Гитлера, поставил пластинку . Я дошла до лестницы и услышала звуки вагнеровской ”Гибели богов“ . Совершенно внезапно я поняла, что те, чье общество я только что покинула, и ты среди них, обречены» 69 69 Там же. .

Да-да, главный посыл письма – объяснить всем, что она, Генриетта, всегда была по ту сторону или даже просто в неведении, – и тем не менее предрекла гибель богов. Этот абзац письма отсылал предполагаемых читателей к истории о том, как Генриетта, приехавшая из оккупированной Голландии, холодно заметила фюреру, что случайно стала свидетельницей депортации евреев оттуда, и ей показалось, что с людьми обращались жестоко. В своей книге воспоминаний (а всего она написала несколько книг, художественная и фактологическая ценность которых невысока) Хенни уже в подробностях описала, как спорила с фюрером и как тот разъярился на нее за то, что она заступалась за людей. Было ли это правдой? Или эта история была если не сочинена, то несколько раздута фон Ширахами, которых в 1943 году Гитлер в Бергхофе принял прохладно? Вот что сам Бальдур фон Ширах сказал по этому поводу тюремному психиатру Леону Голденсону в 1946 году в Нюрнберге, за год до письма Генриетты. Замечу, что интерпретация событий Бальдуром несколько отличалась от интерпретации, представленной Генриеттой и в письме мужу, и в книге, которую она написала годы спустя: «Он сказал, что, когда в 1943 году он со своей женой приехал на несколько дней погостить в доме у Гитлера в Берхтесгадене, там было невозможно жить из-за жизненного распорядка Гитлера, так что им обоим пришлось уехать раньше, оправдываясь тем, что им нужно возвращаться к детям. Он сказал, что в тот раз его жена заявила ему, нисколько не сомневаясь, что Гитлер сумасшедший… Там было много других гостей. Гости должны были придерживаться расписания Гитлера в приеме пищи, а это расписание было очень изменчивым. Например, Гитлер завтракал в три часа дня, обедал в восемь вечера, а ужинал около полуночи… Фюрер безмолвствовал во время еды либо начинал разглагольствовать, не допуская никаких комментариев или замечаний от своих гостей… Он [Ширах] сказал, что жена его была довольно несдержанна и привыкла достаточно свободно выражать свое мнение о ком угодно, но даже она не могла ничего сказать Гитлеру (выделено мною . – Т . Ф . )» 70 70 Голденсон. Интервью. С. 368. .

Не могу удержаться, чтобы не привести еще одну вариацию на тему этой истории, описанную у психолога Густава Гилберта. Вот что сказал ему Бальдур во время Нюрнбергского процесса: «Моя жена… решила поинтересоваться у фюрера, известно ли тому об этом бесстыдстве. Он не вымолвил ни слова. Тут задал вопрос и я, желая узнать, что же ожидает депортированных евреев . И тут он накинулся на меня с такой яростью, что я уже не сомневался в том, что меня ждет неминуемый арест . С тех пор я оказался в опале (выделено мною . – Т . Ф . )» 71 71 Гилберт. Дневник. С. 31. .

Ну и еще одна интерпретация – чтобы вы видели, как создается легенда. Альбертом Шпеером в «Тайном дневнике», который он вел во время двадцатилетнего заключения в тюрьме Шпандау, эта запись датирована 1957 годом: «Мы стали обсуждать тот факт, что оба впали в немилость перед крушением рейха: Ширах – после визита в Бергхоф в первой половине 1943-го, когда отчаянно возражал против преследования евреев … (выделено мною . – Т . Ф . ) » 72 72 Шпеер. Шпандау. С. 362. . Судя по всему, именно так преподнес Шпееру факты Бальдур фон Ширах.

Кажется, фон Шираху и Генриетте трудно было определить, кто именно из них возражал Гитлеру и заступался за людей, а может, никто и не заступался. Факт остается фактом: заступничество за евреев фон Ширахи не поделили.

Но вернемся к финальным аккордам письма Генриетты мужу в Шпандау:

«Потом, когда гитлеровская Германия уже рушилась вокруг нас, я ожидала, что ты попросишь принять яд вместе с тобой, как сделал Геббельс со своей женой и детьми … Ты ответил: ”Я не могу совершить самоубийство . Сначала мне надо прояснить мое место в Истории и значение моей работы … “ Как всегда, ты не желал смотреть фактам в лицо . Прими я тогда яд, это избавило бы меня от невыразимых страданий в борьбе за жизнь свою и детей . Я уже столько раз выражала тебе свои чувства, но ты всегда предпочитал игнорировать их как неприятные для тебя … Я немедленно развожусь с тобой» . 73 73 Фишман. Семь узников. С. 265.