Александр Кушнир - Майк Науменко. Бегство из зоопарка

Важно заметить, что своим новым русскоязычным репертуаром Майк ни с кем из знакомых не делился: ни с Родионом, ни с Гребенщиковым, ни с Таней Науменко. Видимо, не было необходимой уверенности в собственных силах. А может, знал, что время «музыки зоопарка» еще не пришло.

В ту доисторическую эпоху русского рока репетиции «Аквариума» проходили недалеко от станции метро «Парк Победы», в вышеупомянутом клубе «Эврика». Там же состоялись первые театральные эксперименты студии Эрика Горошевского, в которых, помимо Гребенщикова и его приятелей, принимали участие будущие музыканты Crazy Music Orchestra и «Поп-механики» Володя Болучевский, Александр «Фагот» Александров, Володя Диканский и Сергей Курёхин.

Театральные опыты Горошевского тесно пересекались с идеями и поисками «раннего» «Аквариума». Еще в начале семидесятых Джордж Гуницкий сочинил несколько абсурдистских пьес, которые импровизированно игрались прямо на ступенях Михайловского замка. По легенде, именно там эту веселую компанию подобрал Эрик Горошевский, предложив сотрудничество и начав ставить на поток всевозможные перфомансы.

«Эта студия была сложным явлением, — рассказывал мне в 2010 году драматург и поэт Аркадий Драгомощенко. — Потому что Горошевский был человеком с совершенно пагубной одержимостью театром! Он учился у Товстоногова и постоянно кипел идеями. Больше всего на свете Горошевский любил репетировать, а не выпускать спектакли. Тем не менее, Эрик обладал удивительным свойством привлекать к себе молодежь и вести ее за собой. В каком-то смысле это была секта».

Майку такого рода карнавальная культура была не слишком близка, но он не без интереса наблюдал, как высокохудожественно сходят с ума в «Эврике» его новые приятели. По замыслу Горошевского, музыканты «Аквариума» должны были выступать на сцене, читать монологи и петь.

Джордж Гуницкий числился теперь в должности не только актера, но и основного драматурга, своего рода — заведующего литературной частью. Несколько его пьес сопровождалась музыкой Гребенщикова, часть композиций писали друзья и знакомые. Через несколько лет Науменко сочинит для студии Горошевского ряд своих наиболее знаменитых «песен протеста». Но вспоминать об этом Майк почему-то не любил, комментируя эти ностальгические события крайне редко и обтекаемо.

По воспоминаниям музыкантов, после репетиций у Горошевского они часто заходили в гости к Науменко, жившему рядом, на Варшавской улице. Просто «попить чайку» — это цитата, пусть такой и останется. Невзирая на присутствие родственников, друзья подолгу оккупировали кухню, разговаривая обо всем на свете — от Jefferson Airplane и Jefferson Starship до Лу Рида и Леонарда Коэна.

«Майк был хилым романтиком, — вспоминал Гребенщиков. — И как у всякого романтика, у него было сильно развито чувство собственного достоинства. И необходимость набираться знаний, которыми он может компенсировать свою хилость и романтизм. Эти знания он находил в области литературы и музыки».

Тогда Майк особенно близко сошелся с Фаном и Севой Гаккелем. Даже неформально Науменко предпочитал называть Фана — Михаилом, а Гаккеля — Всеволодом. Может быть, из уважения к именам, данным им предками — у Фана и Гаккеля были свои семейные истории и традиции.

«Мой дед по материнской линии Всеволод Молькентин был капитаном Семеновского полка, — рассказывал Всеволод Яковлевич Гаккель. — По классическому сценарию он отступил с Белой армией и в итоге оказался в Париже. Моя бабушка тогда осталась в Петербурге с тремя детьми. И только после смерти Сталина дед смог передать ей несколько писем через родственников в Эстонии. Он умер в 1958 году, так и не увидев семью. Свидетельство о его смерти было нашей семейной тайной».

Фрагмент из поэтической тетрадки Майка

Отец Файнштейна в Белой армии не воевал, а скромно служил капитаном первого ранга. Но его непутевый сын выбрал карьеру не морского офицера, а окончил инженерно-экономический институт.

В «Аквариуме» Фан начал играть в 1973 году, случайно познакомившись с Гребенщиковым у выхода из метро. Говорят, что они узнали друг друга мнемоническим путем — по фирменным пластинкам Джона Мэйолла и The Moody Blues, которые сжимали в руках. Получив от Бориса предложение помузицировать, Михаил тут же согласился. В итоге он оказался самым опытным участником будущего «Аквариума», поскольку уже успел поиграть в малоизвестной группе «Фракция психоделии».

Подружившись с Майком, Фан полюбил обсуждать с ним свежие диски и ревниво сравнивать собственные домашние коллекции.

«Я тогда собирал машинки, а Майк — самолетики. И про самолетики он знал абсолютно все, — уверял басист „Аквариума“. — Мы выходили на улицу, и Майк говорил: „Вот полетел МиГ-21!“ А я говорил: „Вот поехала Toyota!“ И мы получали огромное удовольствие от того, что обладаем такими бесполезными знаниями».

Но вскоре их неупорядоченная жизнь приобрела более выраженную цель. На горизонте замаячили летние рок-фестивали в Прибалтике, на которые музыканты «Аквариума» имели неизменную привычку добираться автостопом.

Автостопом в Прибалтику: Майк (в окне слева), Саша Теребенин (в очках),1975

Фото из архива Александра Теребенина

«Мы ездили часто, — утверждал Гребенщиков в интервью для этой книги. — Как только удавалось, как только дорога становилась проходимой, потому что зимой было сложно ездить автостопом. И мы мотались при каждом удобном случае, когда было время: весь „Аквариум“, и Родион, и Майк».

Все эти веселые странствия начались с того, что однажды друзья двинули на неделю английского кино в Таллин и вернулись оттуда исполненными впечатлений. Там они впервые увидели легендарный мультфильм Yellow Submarine — как известно, с «битлами» в главных мультипликационных ролях.

«В этой фантастической поездке участвовали Борис, Фан, Родион и я, — вспоминал Марат Айрапетян. — У Коли Васина была сломана нога, и он не поехал… До самого последнего момента мы не были уверены, что там покажут именно The Beatles, поскольку в программе кинофестиваля было заявлено три мультфильма, никак не анонсированных. Два из них быстро промчались, и, наконец, это случилось… Первый сеанс был просто чудом, второй — неземным наслаждением… Мы бы проторчали в Таллине всю неделю, но на четвертом сеансе неожиданно объявился переводчик, пытавшийся переводить не только речь, но и тексты песен — и от отвращения мы уехали».

Тем не менее, путешествия в Прибалтику музыкантам понравились. Эстонию, Латвию и Литву они воспринимали как часть западного мира, в котором все было не так, как в Ленинграде. Там по радио иногда передавали рок-музыку, а телевизионные антенны ловили музыкальные передачи из Финляндии. В Таллине, Вильянди и Лиепае порой случались фестивали на открытом воздухе, которые наблюдали многие сотни зрителей.