Александр Кушнир - Майк Науменко. Бегство из зоопарка

Во-первых, накануне свадьбы Майк провел незабываемый вечер в гостях у Славы Зорина, где его «свадебный» костюм был обесчещен одуревшим от весны хозяйским котом. По этой причине на регистрацию Науменко явился в одежде будущего шурина — мешковатых джинсах болгарской фирмы «Рила» и вельветовом пиджачке с короткими рукавами.

Во-вторых, в отделение ЗАГСа, расположенное неподалеку от Аничкова моста, жених и невеста прибыли на трамвае. Так случилось, что денег на такси — до получения подарков от ближайших родственников — у молодоженов не оказалось.

В-третьих, элегантные свидетели Иша и Родион приобрели по свежей гвоздичке, манерно воткнув их в кудри, а сияющие Оля Липовская и Наташа Гребенщикова с раннего утра чинно прогуливались по набережной Невы, одетые в вечерние наряды.

«Такая вот была необычная свадьба, — смеется Наташа Науменко, вспоминая тот торжественный день. — У Майка не было фотоаппарата, поэтому снимали нас Андрюша Данилов и Саша Бицкий… Но фотографий, увы, осталось очень мало. Никто не догадывался, что это когда-нибудь понадобится. Мы тогда просто жили».

Согласно тщательно разработанному плану, дальнейший ритуал должен был продолжиться на квартире у Крусановых, в которой, к слову, совершенно не было мебели. Чтобы отсечь лишних людей, Майк придумал хитрый ход. Он собрал друзей у «Сайгона», закрытого на ремонт. После чего мирная делегация, состоявшая из музыкантов «Аквариума», «Зоопарка» и их ближайшего окружения, пропилила половину Невского и часть Лиговки. Шли не торопясь, и по рассказам очевидцев, в тот солнечный день в окрестных сквериках было выпито немало вина.

«Майк, позабыв о тайных соглядатаях, контролирующих его соответствие звездным нормам, вел себя легко и раскованно, — описывал происходящее Павел Крусанов. — Иша, исполнявший роль свидетеля, по обыкновению требовал „безумиев“… Какой-то рыжий, бородатый, хитроглазый москвич с носом-бульбой здорово гудел на губной гармошке и хватал за ноги проходящих мимо девушек».

Разгар свадьбы Майка и Наташи

Фото: Александр Бицкий

Наконец, шумный «крестный ход» достиг квартиры Крусановых. С этой минуты рок-н-ролльный беспредел понесся в полный рост.

«Это была настоящая демонстрация, — рассказывала Наташа Крусанова. — Когда я открыла дверь, то пятнадцать минут стояла на пороге и только успевала повторять: „Здравствуйте, проходите, здравствуйте, проходите.…“ В итоге народу набилась целая квартира, люди приходили, уходили и приходили опять. Драматургии не было, все тусили, сидя на ящиках и матрасах. Я заранее купила несколько банок с консервированным борщом и сварила их содержимое в огромной кастрюле. Было вкусно, и все быстро напились и стали орать песни. В печке-буржуйке, которой мы не пользовались, через полгода нашлись несколько бутылок черного рома, любимого напитка Майка. Мы прекрасно знали свои пагубные привычки — все из алкоголя, что нами не пряталось, быстро выпивалось».

В июле 1981 года у Наташи и Михаила Науменко родился сын Женька. Счастливую маму из роддома забирала внушительная делегация, а молодой отец вновь отличился, перепутав детские и взрослые вещи, которые должен был принести в больницу.

Маленький Женя и Наташа

Фото: Александр Бицкий

На этом приключения не закончились. По дороге домой часть компании стихийно отвалилась — Иша, Люда, Панкер, Паша и Наташа Крусановы решили «продолжить банкет» на знаменитой лужайке у Смольного — в том самом месте, где записывался альбом «Все братья-сестры». Импровизированный пикник незаметно трансформировался в грандиозную пьянку. Из отрывочных воспоминаний удалось выяснить, что Крусанова потеряла обручальное кольцо, а Иша одарил своей обувью беглого пациента психиатрической клиники. Неудивительно, что спустя пару часов друзья обнаружили себя в отделении милиции на Невском проспекте, где Паше Крусанову ненавязчиво предложили посотрудничать с Комитетом государственной безопасности. Но, слава Богу, обошлось…

Примечательно, что незадолго до рождения Женьки Наташа нарисовала портрет лидера T. Rex, который повесила на стену. Она никак не могла забыть внутрисемейных баталий, приуроченных к неистребимому желанию Майка назвать ребенка именем Марк. Хорошо, что мудрые друзья вроде Файнштейна успели отговорить молодого отца от экспериментов на ниве интернациональной эстетики. М-да…

«Постер Болана на оранжевом фоне появился после того, как мы начали обживать комнату в коммуналке, — рассказывала впоследствии Наташа. — Легкий наклон кудрявой головы, живой, „следящий“ взгляд. На стене то и дело менялись фотографии разных групп, но Марк в апельсиновом свитерке был всегда. Посматривая с портрета то лукаво, то весело, то строго, реагируя на разговоры и события, происходящие в нашем „пенале“, он стал безмолвным собеседником, к которому иногда хотелось обратиться: „Не правда ли, дорогой Марк?“ Ведь музыка T. Rex звучала в доме постоянно, хотя, разумеется, слушали мы и многое другое».

После выписки из роддома в жизни молодой семьи наступили трудовые будни. Прожив несколько дней с грудным ребенком в коммуналке без горячей воды и телефона, Наташа поняла, что нужно что-то менять. Она видела, что Майк относится к маленькому существу с радостью и уважением, но совершенно не понимает, что именно с ним делать. Бороться с этим непониманием было бесполезно, и повлиять на ситуацию можно было единственным способом. Наташа вздохнула, собрала вещи и на несколько месяцев уехала с сыном на родину в Вологодскую область, где бабушка с дедушкой окружили внука теплом, заботой и лаской.

Майк в это время пытался «делать дела», сильно скучал по Наташе и часто писал ей нежные письма.

Письмо Майка Наташе

«Свин уехал в Прибалтику пить пиво, — вел репортаж из северной столицы молодой отец. — Можно подумать, что здесь его мало. Но это не так. Здесь мало „Беломора“. Погоды у нас стоят мрачные и своим стоянием давят на психику, вызывая константный даун… Такое состояние атмосферы нагнетает чрезвычайную тоску, причем, не только на меня, а почти на всех. Ничего делать не хочется, руки опускаются. Всю субботу и воскресенье сидел в кресле, смотрел TV, читал что-то, на гитаре тренькал, чаи гонял. Странно сидеть одному в квартире. Жена, думаю, пробежала бы, что ли, мимо, штрих бы, что ли, заорал. Странно…»