Александр Кушнир - Майк Науменко. Бегство из зоопарка

Майк, 1975

Беда не приходит одна. Вскоре Михаила Науменко исключили из комсомола. С этой организацией у шестнадцатилетнего ученика возникли чисто эстетические разногласия. Он прогуливал комсомольские собрания, во время уроков играл в карты, а на школьных вечеринках начал пить сухое вино. После этого в семье Науменко случались «разборы полетов» — иногда, впрочем, весьма своеобразные.

«Прошла весна, настало лето, спасибо партии за это!» — ответил однажды юный художник на вопрос матери об инциденте с комсомольской ячейкой. В этот момент в коридор вышел завернутый в халат отец и завершил частушку искрометной импровизацией: «И я восторженно кричу — Леониду Ильичу!»

Не без удивления наблюдая такое согласие, Галина Флорентьевна удалилась, тревожно бормоча себе что-то под нос.

Как только Миша окончил школу, семья переехала из центра Ленинграда — в Московский район, на улицу Варшавскую. Тем же летом он поступил в инженерно-строительный институт, но это был распространенный компромисс. Уже много лет отец Василий Григорьевич читал там курс лекций по геологии, а сестра Таня училась на архитектурном. В итоге семнадцатилетний поклонник The Beatles нехотя сдал вступительные экзамены на строительный факультет. На лекции ходил по инерции — чтобы не расстраивать родителей, которые, по их признанию, хотели видеть в нем «шагающего вперед советского юношу с высшим образованием».

Впрочем, терпения у Майка хватило до первой летней сессии. В мае 1973 года в дружной семье Науменко произошла почти детективная история — относительно дисциплинированный студент внезапно исчез из дома. Он вдруг понял, что категорически не желает сдавать совершенно неинтересные ему экзамены и зачеты.

К этому побегу Майк готовился еще с момента получения паспорта. Деньги на проезд и питание он раздобыл, продав институтским приятелям свою «золотую коллекцию» магнитофонных записей The Beatles. После чего купил билет на поезд — естественно, в один конец.

Начались отчаянные поиски беглеца. Странным образом ни Саша Самородницкий, ни Дима Калашник не знали о дерзких планах своего приятеля. Пропажу обнаружили через несколько дней в Киеве, куда он добирался поездом с пересадкой в Москве. Примечательно, что за компанию с ним рванул одноклассник, но у того быстро сдали нервы и с середины дороги он вернулся.

В Киеве Майк остановился у знакомых второкурсников в общежитии политехнического института. По одной из версий, там он подружился с балагуром по имени Гена Найстетер, который развлекал студентов смешными перепевками битловских песен. Например, на мотив You Never Give Me Your Money он исполнял местный хит «Ти не даэшь мені грошей».

Вернувшись через месяц в Ленинград, Майк не стал ничего объяснять родителям. Он похудел, оброс, начал курить «Беломор» и замкнулся в себе. Было очевидно, что после того, как Науменко-младший прошел начальный курс «взрослой жизни», учеба в ЛИСИ показалась ему чем-то архаичным и ненужным.

«После вояжа в Киев стало заметно, что Мишу тяготит институт, но при этом его также беспокоит перспектива службы в армии, — вспоминала Галина Флорентьевна. — В его поведении стали прослеживаться какая-то неудовлетворенность, подавленность и надлом. Мы решили обратиться к психиатру, записались в институт имени Бехтерева, к хорошему и внимательному специалисту. Вывод профессора был категоричен: „Нужно дать Мише отдохнуть годик от учебы. Армия ему категорически противопоказана“».

Татьяна Апраксина, 1976

Фото из архива Татьяны Апраксиной

Майк вышел от врача совершенно счастливым человеком. Теперь он был защищен от военкомата справкой о наличии маниакально-депрессивного психоза. И с поздней осени 1973 года его жизнь перетекла в неведомое и прекрасное в своей непредсказуемости русло.

Майк взял академический отпуск и решил плыть по течению: общаться с друзьями, слушать пластинки, писать рассказы и налегать на чтение книг. Особенно сильное влияние на него оказала повесть Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», перевод которой был опубликован в журнале «Иностранная литература». Будущий рок-музыкант восторженно делился впечатлениями от этой притчи с друзьями, среди которых была молодая художница Таня Качалина. В ее уютной квартирке, расположенной в Апраксином переулке, часто собиралась богема: читали стихи, играли на фортепиано и на гитаре, рисовали. Литературно-музыкальный салон незаметно превратился в «Апраксин дворец», а саму Татьяну закономерно стали называть не Качалиной, а Апраксиной.

«Дома у Апраксиной было приятно именно посидеть, — вспоминал звукорежиссер „Аквариума“ Марат Айрапетян. — Полутьма, картины и доски на стенах, общение без воплей, гостеприимные хозяева, атмосфера любви — что, впрочем, приводило к неожиданным перетасовкам, казалось бы, давно устоявшихся пар. Все это выглядело как странная, но затягивающая берлога — тем более что хозяева не шлялись по „Сайгонам“ и другим местам. На память мне остался мой портрет кисти Татьяны, на котором я выгляжу намного лучше, чем в жизни».

Одним из энергетических центров этой тусовки постепенно становился Миша Науменко.

«Как-то осенью 1974 года Майк уткнулся в листок бумаги, лежавший перед ним на низком столике, и начал задумчиво заполнять его словами, — рассказывала позднее Татьяна Апраксина. — Углубившись в это занятие, он все больше изолировался от компании, отмахиваясь от замечаний и шуток в свой адрес. Через некоторое время призвал всех к тишине и объявил с преувеличенной серьезностью: „Я вот тут написал песню… про нас всех… если хотите, я могу“. Он попросил гитару, поискал тональность, добавил своему голосу побольше гнусавости и в излюбленной „дилановской“ манере, тягуче и монотонно „проныл“ не очень складные, но зато очень искренние, как и все, что делал Майк, дифирамбы».

Первоначально композиция называлась «Апраксин блюз», а позднее — «Посвящение Татьяне»: «Над морем плывет тихий блюз, очень нежный / Все печали забыты, все прекрасно, как прежде…/ Нарисуй мне картинку и раскрась ее ярко / Нарисуй мне, что я убежал / Убежал, убежал из зоопарка».

Толик «Родион» Заверняев (коллаж, слева — артист Георгий Тараторкин)

Фото: Андрей «Вилли» Усов