Владимир Губарев - А-бомба. От Сталина до Путина

– 20 лет прошло. Надеюсь, все убедились, сколь необходима ваша клиника стране – ведь это единственное место, где «лучевку» лечат уверенно и надежно?

– Это не так. У нас масса проблем. Во-первых, выяснилось недавно, что 50 лет мы лечили больных незаконно, так как у нас нет официальных лицензий и сертификатов.

– Но пусть чиновники их выдадут, если эти бумаги так им необходимы!

– Наш президент В. В. Путин хорошо сказал: «Изощренная форма саботажа – это строгое соблюдение буквы закона». Для нас это выражение актуально, так как нам объявлено, что теперь отделение не наше, а принадлежит больнице, а мы только научные методисты и консультанты. То есть теперь мы уже не отвечаем за тех больных, которых лечим! Вот вам и реформы здравоохранения… Все оборудование и приборы, которые мы получили во время Чернобыля, в том числе и от международных организаций, у нас потихоньку отобрали, в частности, с помощью того же Андрея Ивановича Воробьева, который тогда был министром. Так что чиновник не дремлет никогда!

– Неужели и такое было?!

– Мы оснащены сегодня хуже, чем до аварии в Чернобыле, как ни парадоксально это звучит. И главное, у нас мало молодежи. Учатся у нас многие, гораздо больше, чем в других институтах, но работать у нас не остаются. У нас молодой человек становится очень приличным клиницистом, и он сразу же находит себе выгодное место работы. Это фирмы по распространению лекарств, отраслевые лечебные заведения – там платят гораздо больше. Отсутствие молодых – это самое тревожное. Я хотела все это рассказать новому министру, но в приемной его помощник – судя по голосу, молодой человек – сказал, что министр не сможет меня принять. Он просто не знал, кто такая Гуськова.

– Вы шутите?

– К сожалению, нет. А ситуация тревожная. Не дай бог, если случится нечто похожее на Чернобыль, мы многим помочь уже не сможем. Мы готовы к подобным ситуациям хуже, чем в 1986 году.

– Честно говоря, я даже растерялся, услышав такое! Неужели никаких уроков из Чернобыля мы так и не извлекли?!

– Сейчас все говорят о прибыли. Даже в 6-й больнице на платных услугах зарабатывают деньги, иначе не прожить. Но мы не то учреждение, которое приносит прибыль. Мы должны готовить квалифицированных экспертов, которые будут учитывать радиационный риск в совокупности с рисками других болезней. Мы должны иметь сотрудников отрасли здоровых, сильных, счастливых, обеспеченных хорошим медицинским обслуживанием. Тогда они не сделают тех глупостей, которые приведут к тяжелым авариям.

– Это ведь так очевидно!

– Не для всех! Нам нужно обязательно иметь группу специалистов, которые должны быть абсолютно готовы к тяжелейшей аварии. По опыту мы знаем, что это врачи высшей квалификации, они должны работать на уровне отделений реанимации и интенсивной терапии. Эти специалисты должны хорошо оплачиваться. И третье: необходимы люди, готовые к лечению заболеваний, похожих на лучевую болезнь. Они должны постоянно совершенствоваться. Не надо ждать, когда сразу привезут 134 пострадавших, пусть это будет один пациент в год…

– А какие болезни «похожи на лучевую»?

– Болезнь крови с интенсивным лечением, с тотальным терапевтическим облучением, это и химиотерапия, которая уничтожает костный мозг и иммунитет. На таких тяжелых больных должны практиковаться наши специалисты, чтобы быть готовыми бороться с «любым Чернобылем». Я рвусь к министру, к президенту, чтобы поделиться своими мыслями, но никто не хочет меня выслушать.

– Значит, вы пессимист?

– Отнюдь! Я оптимист, потому что за мной судьбы многих выздоровевших людей. Я считаю, что они меня поддерживают.

– Это так и есть. Спасибо вам, Ангелина Константиновна, за все!

Мне нравится произносить слово «Снежинск». Сразу рождается нечто светлое, возвышенное, чистое.

Так и есть, когда приезжаешь в этот город.

Снег здесь по-особому бел, березки будто барышни в подвенечных платьях, а сосны источают пьянящий воздух, от которого кружится голова. Скоро понимаешь, что лучшего места на земле сыскать трудно.

Я присаживаюсь на запорошенную снежком скамейку, что стоит у озера, и смотрю на Вишневые горы. Покой, красота и безмолвие.

Кружат снежинки. Тают на ладони медленно, потому что морозно, и рука уже остыла.

Эти снежинки, название города, гор и озер рождают странные ассоциации, будто ты вместе с ними возвращаешься в прошлое, а потом думаешь о будущем и понимаешь, что связь их неразрывна. Великое везение, когда есть возможность увидеть и почувствовать это!

Не каждому дано счастье бывать здесь. Мне оно выпало, а потому и появилась возможность рассказать о том, что происходило здесь в прошлом и что ждет Федеральный ядерный центр России в будущем.

Снежинки тают на ладони, и каждая из них открывает свою тайну…

29 октября 1949 года, через два месяца после испытаний атомной бомбы, председатель Совета министров СССР И. В. Сталин подписал постановление. В нем Виктор Иванович Жучихин вместе со своими соратниками и друзьями, весьма немногими, был представлен к ордену Ленина, удостоен звания лауреата Сталинской премии и получил право вместе с женой и детьми бесплатно пользоваться железнодорожным, водным и воздушным транспортом в пределах СССР.

Мне повезло и в этот приезд в Снежинск. Жучихин вновь пригласил в гости. Ему уже трудно передвигаться – отказывают ноги, глаза плохо видят – «только контуры человека», огорченно пояснил он, – но Виктор Иванович по-прежнему духом бодр, а памятью безупречен: помнит до малейших деталей все, что связано с историей Атомного проекта, активным участником которого он был с первых дней. Виктор Иванович из тех, кто не изучал историю создания ядерного оружия, а делал ее. Мы много раз встречались с ним, подолгу беседовали. Я расспрашивал его о разных сторонах развития Атомного проекта и всегда получал исчерпывающую информацию. И на этот раз Жучихин остался верен себе: он поведал о том, как появился второй Ядерный центр на Урале.

Но вначале я поинтересовался о том, удалось ли ему хотя бы раз воспользоваться той самой льготой на бесплатный проезд.

– Было однажды, – охотно ответил Виктор Иванович. – Не мог достать билет в Крым. Это было в Москве. Никак мы с женой уехать в санаторий не могли. И тогда я пошел к администратору, показал свое удостоверение. Она с удивлением рассматривала документ – впервые видела. Очень удивилась, что перед ней совсем молодой человек, у которого столь важное удостоверение. Она попросила немного подождать, куда-то сбегала, думаю, начальству сообщила обо мне. Вернулась, выписала билеты и, вручая их, почему-то долго благодарила. Мне было очень неловко… Кстати, у меня была к тому времени уже «тройная льгота» – за каждую Сталинскую премию… Однако в середине 50-х, после смерти Сталина, все льготы были ликвидированы… Ну совсем как сейчас… Впрочем, своими наградами и званиями мы не бахвалились – нам надлежало быть неприметными, не выделяться из толпы: никто не должен был знать, куда и откуда мы едем…