Вадим Эрлихман - Дракула

Среди всех этих разноязыких сочинений не звучит голос только тех, кто общался с Дракулой больше всего — самих румын. Исторические сочинения этого периода, как уже говорилось, отсутствуют, а народные предания начали записывать только в XIX веке, когда Румыния стала, наконец, независимой и единой. Первым их стал собирать писатель и фольклорист Петре Испиреску (1830–1887), готовивший большую работу о Дракуле (сохранилась ее вводная часть, изданная посмертно) [33] Собранные П. Испиреску предания переведены на русский И. Фихманом и опубликованы в приложении к изданию «Повести о Дракуле» 1964 года. . За пределами страны эти предания стали известны только в 1972 году, когда двое историков — румын-эмигрант Раду Флореску и американец Реймонд Макнелли — выпустили в США книгу «В поисках Дракулы». Обобщив все известные свидетельства о валашском господаре, они впервые предъявили миру вместо вампира из романа Стокера реального исторического деятеля с его достоинствами и недостатками. Правда, соавторы не обошлись без саморекламы, претендуя на открытие многих фактов и источников, давным-давно обнаруженных учеными — прежде всего румынскими и русскими. К тому же в их книге хватало ошибок и сомнительных умозаключений, отчасти исправленных в последующих трудах Флореску и Макнелли, на которых базируется вся современная «дракулиана».

Так вот: румынские легенды повторяют многие обвинения в адрес Дракулы, прозвучавшие в сочинениях названных нами авторов. Скорее всего, это означает, что они основаны на фактах — трудно предположить, что неграмотные крестьяне читали на досуге труды Курицына или Бехайма, к тому же написанные на чужом для них языке. Есть, правда, и другое объяснение: страшные истории взяты из фольклора и не относятся к какому-то реальному правителю, а Дракуле их приписали только потому, что он был самым колоритным валашским князем своего времени. В любом случае, легенды не только осуждают жестокость Дракулы, но и изумляются, почти восторгаются ею, а заодно пытаются оправдать — государственными нуждами или тем, что «с людьми иначе нельзя». Для западного читателя это звучит дико (вот и Флореску с Макнелли возмущаются), а русскому уху слышится что-то давно знакомое. На ум приходят даже не нынешние восхваления сталинского террора, а народные песни о Иване Грозном: в них и ужас, и восхищение, и оправдание преступлений царя-тирана.

Кстати, сам Иван Грозный, усердный читатель, наверняка вдохновлялся «Повестью о Дракуле», подражая описанным там казням и пыткам. И не только он — в 1470 году английский вельможа Джон Типтофт, граф Вустерский, вдруг начал сажать своих крестьян на кол в наказание за разные проступки. До этого он служил дипломатом при папском дворе, где, должно быть, и услышал о Дракуле и его методах наведения порядка. Надо сказать, что развернуться графу не дали — король Генрих VI приговорил любителя экзотики к смерти «за поступки, противные законам нашей страны». Однако и в просвещенном XVIII столетии в Европе находились любители колосажания, в том числе Петр Великий, приказавший посадить на кол среди прочих и любовника своей жены — майора Степана Глебова.

Но вернемся к Владу Дракуле, который только еще начинает править своим маленьким государством, зажатым между Карпатами и Дунаем, между венграми и турками. Порядка нет, казна пуста, княжеская дружина разбежалась, бояре захватывают казенные имения. К тому же Турция, уже оправившаяся от белградского разгрома, готовилась возобновить натиск на румынские земли. В сентябре в Тырговиште прибыли османские послы, доставившие личное послание султана: «Император императоров и царь царей приветствует своего верного вассала Тараклу Ифлак-бея и желает ему здравствовать сто лет…» За шелком этих вкрадчивых речей Дракула давно привык различать сталь угроз. Мехмед требовал подчинения не на словах, а на деле — ежегодной выдачи 10 тысяч золотых, впятеро больше, чем платила соседняя Молдова. Выдвигалось и еще одно условие: пропустить турецкую армию в Трансильванию, как прежде уже вынужден был сделать Влад Дракул.

Об этих требованиях Влад написал 10 сентября 1456 года тревожное письмо городскому совету Брашова:

«Мои искренне любимые родичи, друзья и соседи! Сообщаю вам, как делал и прежде, что к нам прибыл посланец из турецкой земли. Вам надлежит помнить и держать в уме прежние наши договоренности о мире и братстве; всего обещанного тогда мы искренне намерены придерживаться и впредь. Заботясь и трудясь ради своего блага, мы намерены еще более трудиться ради вашего блага. Ныне время и назначенный час, о котором говорилось, настали: турки намерены взвалить на наши плечи тяжкое, почти невыносимое бремя; и бремя это они хотят наложить не только на нас, но и на вас, чтобы показать наше бессилие. Относительно наших дел мы еще можем примириться с турецкими условиями, но не относительно ваших, ибо турки требуют, чтобы мы пропустили их через нашу страну, чтобы они могли захватить и разорить вашу. Вдобавок они заставляют нас выступить против католической веры и ваших порядков. Мы менее всего желаем делать вам что-либо плохое, как уже говорили вам, обещая быть вашими преданными друзьями и братьями. Поэтому мы задержали турецкого посланца до тех пор, пока не сообщим эту новость вам.

Вы знаете, что если правящий государь силен и могуществен, он может вести дела так, как пожелает, но если он слаб, то другой, более сильный, выступит против него и сделает с ним всё, что ему угодно. По этой причине мы просим вас сразу по прочтении этого письма прислать нам ради нашей и вашей пользы двести, сто или хотя бы пятьдесят воинов не позже следующего воскресенья. Когда турки увидят силы венгров, они умерят свои притязания, а мы скажем им, что следом идет большое войско. И так мы сможем уладить наши и ваши дела наилучшим образом, пока не получим распоряжения от его величества короля. Как я уже говорил, прошу вас поспешить ради вашей и нашей защиты, ибо Бог видит, что мы заботимся о ваших мире и безопасности так же, как и о своих. Вы должны знать, что мы и все наши люди настроены к вам дружески, хотя есть у вас те, кто думает о нас плохо и злоумышляет против нас. Вы должны бороться с этими людьми, как мы боремся с вашими врагами, и делать для нас то, что мы делаем для вас. Тырговиште, пятница после дня святой Марии, год Господа нашего 1456-й.

Влад, князь Валахии и правитель Фэгэраша, ваш брат и друг во всем» [34] Цит. по: Treptow К. Dracula. Р. 180–181. .

Брашов и Сибиу были не только богаче и многолюднее других трансильванских городов, но и находились ближе всего к Валахии. Многие валахи уезжали туда на заработки, тамошние купцы ездили на юг торговать, и Влад был вправе рассчитывать на помощь соседей. Однако у саксов не было доверия к валашскому князю: они помнили, что его отец позволил туркам разорить Трансильванию и сам участвовал (пусть и не слишком активно) в их набеге. Вдобавок они всегда относились к валахам и молдаванам свысока, считая их людьми второго сорта и соглашаясь помогать им только за деньги. Их давней практикой было держать у себя знатных беглецов из Валахии в качестве рычага давления на господарей. Говоря о «злоумышленниках», Влад имел в виду как раз такого беглеца — брата убитого им Владислава Дана III, окопавшегося в Брашове. Он, выросший среди саксов и хорошо знакомый им, был для них более удобным кандидатом на трон, чем Дракула, помогать которому они не собирались — во всяком случае без прямого приказа их сюзерена, короля Венгрии.