Вадим Эрлихман - Дракула

Таллар сделал и другое наблюдение: жившие по соседству немцы и венгры, как и богатые румыны, никогда не жаловались на нападения вампиров, поскольку у католиков не было долгих постов, а богачи лучше питались. Современные врачи подтвердили, что недостаток витамина С вызывает пеллагру, делающую кожу бледной, и никталопию, из-за которой люди видят ночью лучше, чем днем — именно эти качества приписывают вампирам. В отчете говорится и о методах, которыми румыны лечат пострадавших от вампиров: стреляют у них над головой из пистолета, обрызгивают молоком, смешанным с вином или водкой, смазывают их тело кровью выкопанного на кладбище вампира. Там же описано «типовое» уничтожение вампира (пока еще без сжигания): его тело, пробитое колом, проносили по деревне, потом разрезали на куски, обливали подогретым вином и бросали останки собакам и птицам. Таллар не раз лично вскрывал трупы предполагаемых вампиров и ни разу не нашел у них во рту и пищеводе следов будто бы выпитой ими крови, а в желудке — магической травы, которой дьявол, как считалось, поддерживает их силы.

В народных поверьях сезон вампиров начинается в ночь на святого Андрея (30 ноября), когда наступают холода, и заканчивается на святого Георгия (23 апреля), после праздника Пасхи. Как и у других европейских народов, эти дни, а точнее ночи, были связаны с приходом духов в мир живых. Считалось, что на святого Андрея вампиры окружают деревни и пытаются проникнуть в дома; крестьяне запирались дома, повесив на двери и окна связки чеснока и наглухо заткнув печные трубы. То же делалось на святого Георгия, когда, кроме этого, коров непременно загоняли в хлев; у оставшихся на улице стригойки пили молоко, отгрызая при этом соски. Кстати, у румын именно вампирши имеют острые зубы и впиваются в шею своих жертв. Вампиры-мужчины, как и у балканских народов, просто выпивают жизненную силу, которая в древности, как уже говорилось, ассоциировалась с кровью.

Румыны верили, что вампир сначала убивает членов своей семьи, потом принимается за других односельчан, пока не переведет их всех в разряд «живых мертвецов». Его родственники даже у себя дома не гарантированы от нападения вампира, способного проходить через дымоход или замочную скважину. Они могут спастись, только натерев все эти отверстия чесноком и зажигая на ночь в доме свет. В Румынии считают, что у вампира два сердца; одно из них после смерти не умирает, поэтому он бессмертен. Вампир может лишить людей дара речи, отнять у них красоту и силу. Если вампир заберется на колокольню и начнет звонить, пиши пропало: все, кто слышит этот звон, скоро умрут. Раз в год, в канун дня святого Андрея, вампиры встречаются в диком месте, «где кукушка не кукует и собака не лает», чтобы похвастаться своими злодеяниями. Но не все из них искренне преданы злу; многие тяжело переживают свое проклятое существование и всеми силами хотят его прекратить. В Трансильвании есть поверье, что умерший, семь лет пробыв вампиром, может уйти в другую страну и снова стать смертным человеком. Он может даже жениться и завести детей, но все они неизбежно станут вампирами.

Хотя долгое время румынская образованная элита относилась к вампирской теме свысока, как к «простонародным суевериям», эта тема продолжала жить в национальном подсознании. Не случайно первым «впустил» вампиров в литературу не Брэм Стокер, а румынский поэт Ион Будай-Деляну в поэме «Цыганиада», законченной в 1812 году. В шестой песне поэмы описана целая стая вампиров (стригоев), летящая над залитыми лунным светом горами Рэтезат недалеко от замка Поенари. Это не слишком симпатичные существа «с черными крыльями, белыми лицами, алыми губами, жадные до крови». Среди них были и стригойки, «прекрасные дамы, ломающие в своих ночных прогулках людские кости». У поэта-патриота вампиры не местные, а захватчики из Трансильвании, а главным борцом с ними оказывается не кто иной, как благородный воевода Влад Цепеш, возглавляющий странный альянс цыган и ангелов.

По странному совпадению почти одновременно с малоизвестным даже в Румынии Будай-Деляну (его поэму напечатали только в 1875 году) за вампирскую тему взялся самый знаменитый поэт тогдашней Европы. Летом 1816 года лорд Байрон со своими не менее талантливыми друзьями — поэтом Перси Биши Шелли и его женой Мэри — гостил на вилле Диодати у живописного Женевского озера. Со скуки они решили, что каждый из них сочинит по страшной истории; из-под пера Мэри Шелли в результате вышел «Франкенштейн», а Байрон смог выдавить из себя только набросок истории о вампире. Дописать ее он доверил своему врачу, итальянцу Джону Полидори, издавшему позже повесть «Вампир» (1819) — ее герой, демонический лорд Рутвен, не только пил кровь молодых девиц, но и соблазнял их. Именно Рутвен, во многом похожий на самого Байрона, стал первым в литературе вампиром-аристократом. Повесть Полидори имела на волне романтической моды шумный успех, породив множество подражаний — «Вампира» Шарля Нодье, «Лорда Ратвена» Сиприена Берара, оперу немецкого композитора Генриха Маршнера «Вампир».

На волне вампиромании братья Гримм исследовали легенды о вампирах в своей «Немецкой мифологии». Не остались без внимания и карпатско-балканские истоки явления: в «Песни западных славян», написанные Проспером Мериме в 1827 году и переведенные Пушкиным, включены целых пять историй про кровожадных живых мертвецов — «Вампир», «Кара-Али, вампир», «Константин Якубович» (у Пушкина «Марко Якубович»), «Красавица Елена» и «Жанно», ставший в переводе всем известным «Вурдалаком». Тот же Пушкин в «Евгении Онегине» упомянул о моде на вампиров в русском обществе:

Мериме так вдохновился темой вампиризма, что посвятил ей специальный очерк, приложенный к «Песням» (Пушкин его переводить не стал, поэтому у нас он малоизвестен). Французский романтик передал услышанный им в далматинской деревне Барбоска рассказ о девушке Раве, укушенной вампиром: «Она рассказала нам, что видела бледного человека в саване, который влез в окно, бросился на нее, укусил и чуть было не задушил. Она прибавила, что узнала в нем одного поселянина по имени Виркциана, умершего перед тем за две недели. На шее девицы было красное пятно, но я не знаю, было ли оно родимое или уязвление какого-нибудь насекомого. Я осмелился открыть им мое предположение, но отец оттолкнул меня с гневом, мать почла за неверного… Набрали в деревне разного рода талисманов, какие только могли найти, и навешали их на шею Равы. Отец клялся, что на другой же день поутру выроет труп Виркциана и сожжет его в присутствии всех своих родственников» [136] Цит. по альманаху «Атеней» (1828. Ч. 6. С. 382–383). . Могилу подозреваемого разрыли, его труп расчленили и сожгли, но девушка все равно умерла, взяв с отца слово, что он сам отрубит ей голову, чтобы она не превратилась в вампира. В этой истории кровосос вполне традиционен, но в произведениях романтиков он становится утонченным и коварным соблазнителем, для которого кровь — лишь пикантная приправа к его главному лакомству, «цвету невинности».