Гарольд Шехтер - Принцесса ада [litres]

«По всеобщему мнению, показания доктора Мака не пролили свет на идентификацию женского трупа, остальные свидетели тоже не справились с этой задачей. Сегодня поистине был день Лэмфера!» – сообщил своим читателям Гарри Дарлинг 13.

Ради присяжных, проведших в малоприспособленном для жилья месте два бесплодных дня, все основные участники процесса сочли целесообразным провести слушания и в субботу 1. С утра обвинение опять вернулось к перекрестному допросу доктора Грэя, а затем на свидетельском месте вновь оказался коронер Мак. Он показал, что, кроме четырех расчлененных трупов, в подвале нашли еще «десять разложившихся тел». Только после этого прокурор привел к присяге следующего свидетеля – доктора Иоганна Уильяма Мейера.

Этот уроженец немецкого города Бюра, говоривший по-английски с заметным акцентом, в семнадцать лет иммигрировал в США. Трудовую деятельность юноша начал продавцом бакалейного магазина «Вайл энд Фокс» в Ла-Порте, а позже поступил в Медицинский колледж Раш при Чикагском университете. В 1876 году, получив диплом и пройдя стажировку в госпитале округа Кук, молодой человек вернулся в Ла-Порт, где с тех пор, не считая года учебы в Гейдельберге и Вене, больше четверти века лечил местных жителей. Специализируясь на глазных и ушных болезнях, он, в дополнение к успешной частной практике, преподавал анатомию и патологию органов зрения будущим оптикам в школе часовщиков, а также занимал должность врача в местном отделении железной дороги 2.

Через несколько лет после суда над Лэмфером, несмотря на репутацию уважаемого жителя Ла-Порта, у Мейера возникнут сложности с законом. Доктора обвинят в убийстве Флоренс Грининг – жены местного фермера. Смерть якобы наступила в результате операции по прерыванию беременности. В феврале 1913 года, во время десятидневного суда над врачом, муж покойной, заключив сделку со следствием, выступит главным свидетелем обвинения. Однако после пятнадцатичасового обсуждения коллегии присяжных Мейер будет оправдан 3.

Мейер проводил вскрытие четырехлетнего Филиппа Ганнесса, и сухие слова медэксперта о состоянии тела маленького ребенка были так ужасны, что заставили слушателей содрогнуться.

– Тело сильно обгорело, – сказал Мейер. – Ноги ниже колен сгорели. Там, где прогорела лобная часть черепа, обнажился мозг. На обгоревшей спине был виден спинной мозг.

– Насколько обгорели конечности? – спросил Сазерленд.

– Почти до колен.

– Руки тоже обгорели?

– Одна рука отсутствовала. В сердце, сдавленном спазмом, не было следов крови. Все внутренние органы, видимо, подверглись воздействию высокой температуры и поэтому хорошо сохранились. Легкие сохранились частично.

Чтобы дать присяжным полностью представить эту ужасную картину, Сазерленд сделал паузу. Конечно же, человек, сотворивший подобное с четырехлетним ребенком, не заслуживает никакого снисхождения. Правда, к огорчению обвинения, его свидетель зародил у слушателей сомнение, что к убийству Филиппа причастен Лэмфер.

– Можете ли вы назвать причину смерти мальчика? – спросил помощник прокурора.

– Нет, – ответил Мейер.

– А что вы думаете об этом как врач?

– Спазм сердца мог быть вызван каким-нибудь ядовитым веществом. Содержимое желудка свидетельствует, что, скорее всего, спазм наступил в результате действия стрихнина.

Любое упоминание о том, что Белль и ее дети погибли не от огня, подрывали выдвинутые против Лэмфера обвинения. Как писал один корреспондент, «показания патологоанатома сыграли на руку стороне защиты» 4.

Сазерленда ответы Мейера явно застигли врасплох, и помощник прокурора поспешил свернуть допрос. Наступил черед адвоката. На его вопрос, заметил ли врач на теле ребенка обесцвечивание, вызванное разрушением кровеносных сосудов, то есть экхимотические пятна – признак смерти от удушья, Мейер ответил отрицательно. Он подтвердил также, что на лбу ребенка была дыра и «он оказался в объятиях женщины еще до пожара» 5.

Гораздо более сложным свидетелем, чем дантист миссис Ганнесс, оказался для Уордена доктор Айра Нортон. Сорокалетний Нортон окончил Медицинский колледж Раш что и Мейер. Чтобы оплатить свое образование, Айра совмещал учебу с работой железнодорожного инженера 6и за несколько лет до процесса, запатентовав новые стоматологические щипцы, оснащенные ланцетом, получил широкое признание в профессиональной среде 7.

Демонстрируя важность этого свидетеля, его допрашивал не Сазерленд, а сам прокурор Смит. Дантист начал с подробного описания работы, выполненной для Ганнесс:

– Я удалил три нижних зуба пациентки, а на клыки надел золотые коронки, соединив их в мост с искусственными зубами. Это была не совсем обычная конструкция. Она держалась на золотом припое высокой пробы. Кроме того, просверлив один фальшивый зуб, я укрепил его платиновыми заклепками.

– Скажите, доктор, не этот ли протез принес вам шериф Смутцер? – спросил прокурор.

– Этот, сэр.

– Когда это случилось?

– Девятнадцатого мая одна тысяча девятьсот восьмого года.

– Перед вами искусственные зубы. Вы узнаете протез, который принес вам тогда шериф?

– Да, сэр.

– До того дня вы этот протез уже видели, не так ли?

– Да.

– Где?

– Это моя работа, сэр.

– Для кого вы его сделали?

– Для миссис Ганнесс.

Таким образом, Нортон подтвердил, что найденный протез он изготовил для хозяйки сгоревшего дома, и прокурор Смит, выдержав многозначительную паузу, особо подчеркнул важность этого свидетельства. Приобщив к делу искусственные зубы в качестве вещественного доказательства номер 16, Смит принялся опровергать теорию о том, что Белль, запутывая следы, нарочно оставила мост на пепелище.

Прокурор начал с ключевого вопроса – сохранившихся в коронках фрагментов собственных зубов миссис Ганнесс.

– Итак, доктор, как можно было удалить мост с челюсти?

– Только распилив золотые коронки.

– Можно ли было, не повреждая коронок, освободить от них зубы?

– Это невозможно. Даже стоматолог не смог бы снять протез с челюсти в таком виде.

У Нортона не было сомнений, что искусственные зубы «отделились от челюсти Ганнесс вследствие пожара» 8.

Когда через несколько минут подошла очередь Уордена, он решил зародить в умах присяжных подозрение, что ни золото, ни оставшиеся в коронках корни зубов не могли сохраниться в страшном огне и вещественное доказательство номер 16 – просто подделка.

– Мог ли огонь, который уничтожил череп, уничтожить зуб? – спросил адвокат.

– Нет, сэр, – ответил Нортон.

– А почему?

– Потому что его защищала золотая коронка.

– Могло бы золото расплавиться прежде, чем сгорел череп? – не отступал Уорден.